«Желаю, чтобы все…»
Что Россия спивается, не говорит только ленивый. И действительно, «пьяные» цифры, озвучиваемые с самых разных трибун, заставляют задуматься. По данным Всемирной организации здравоохранения, наша страна занимает пятое место на планете по количеству употребляемого алкоголя на душу населения, немного отставая от Венгрии, Чехии, Уганды и Молдовы. Между тем, эксперты уверены, что «в пятёрке» самых пьющих стран мы, вопреки расхожему мифу – «русский значит пьяный», оказались лишь после II мировой войны, когда народ в прямом смысле слова стал заливать этанолом горечь воспоминаний об одном из самых больших кровопролитий в истории. При царизме и в первые годы Советской власти картина была совсем иная. По официальным данным, дореволюционная Россия в алкогольной статистике занимала предпоследнее место – меньше нас пили только в Норвегии. Но мы вовсе не о статистике пьянства, а о борьбе с ним.
Непьющее российское село
По словам редактора газеты Саратовского регионального общества трезвости и здоровья «Вопреки» Владимира Вардугина, первой антиалкогольной кампанией, затронувшей саратовскую землю, стали трезвенные бунты 1858-1859 гг. Крымская война основательно истощила государственную казну, и чтобы возместить убытки, откупщики (146 человек, в чьи карманы стекались деньги от продажи спиртного по всей России) прибегли к произвольному повышению цен на выпивку, которые выросли в 2-3 раза при резком ухудшении качества водки и вина. Такие меры вызвали соответствующую реакцию – народ стал создавать общества трезвости и сознательно бойкотировать алкогольную продукцию и её продавцов и поставщиков. «Поскольку народ не покупает выпивку, поставщики решили выставлять её даром, но и этот шаг не привёл к желаемому результату», – рассказывает г-н Вардугин.
К осени 1858 года трезвенное движение охватило сёла Сердобского и Балашовского уездов Саратовской губернии. В Балашове, ко всем питейным заведениям был приставлен «караул от народа для наблюдения, чтобы никто не покупал вина, и виноватый подвергался немедленно по народному суду денежному штрафу или наказанию телесному». Трезвенные бунты начались в июне-июле 1859 года. 24 июня толпа, численностью порядка трёх тысяч человек, разгромила винные лавки в Вольске. Позже бунтовали в Хвалынском, Саратовском и других уездах. К моменту подавления восстания в середине июля 1859 года на Саратовщине было разгромлено 98 питейных домов, 11 тысяч участников трезвенных бунтов отправились на каторгу.
Другой крупный удар по «зелёному змию» – «сухой закон» 1914 года, одним из инициаторов которого выступил новый министр финансов Пётр Барк. Ещё до своего назначения на пост министра, на аудиенции у Николая II Барк заявил: «Нельзя строить благополучие казны на продаже водки... Необходимо ввести подоходный налог и принять все меры для сокращения потребления водки». 11 марта 1914 года он же расширил возможности закрытия питейных заведений сельскими общинами. А вскоре, по инициативе Барка, законом от 16 сентября 1914 года торговля водкой на время войны была прекращена. «Сухой закон» не запрещал распивать горячительные напитки, которые свободно продавались в ресторанах и т.д., но перегибы на местах и рост цен на продукты зачастую приводили к волнениям, особенно среди городских жителей, потребляющих спиртное в 4-4,5 раза больше сельчан.
Вот что пишут в книге «Саратовское Поволжье в годы I мировой войны» историки Евгений Максимов и Виктор Тотфалушин:
«В Саратове, например, по распоряжению полиции закрылись все казённые лавки, торговавшие водкой, трактиры, ренсковые погреба и пивные ларьки. В Вольске переусердствовавшие власти закрыли вместе с казенками также все городские чайные. Редактор газеты «Саратовский вестник» Н.М. Архангельский записал в своем дневнике 19 июля 1914 г.: «… толпа до 12 тыс. – раздражённых и голодных людей… бросилась сейчас же открывать чайные. После разгрома двух-трёх чайных полиция распорядилась открыть остальные. Тогда толпа, окрылённая «победой», бросилась разбивать казармы». В дальнейшем «разбили окна в полицейском управлении, две винные лавки и оружейный магазин», были избиты пристав и четыре городовых. «Ответным огнём» был ранен один участник бунта.
Винные лавки были разгромлены также на станции Ртищево Сердобского уезда и в слободе Баланда Аткарского уезда».
Спиртные напитки можно было достать из-под «полы». Из книги «Волга в огне» И. Черкасова и А. Костерина узнаем, что «так как водка стоила дорого, беднота приспосабливалась пить денатурат, одеколон, политуру, разные лаки». Гласный Петровской городской думы А. Протопопов свидетельствовал, что в их городе народ спаивают квасом, который «варят… из куколя, из чемерицы, из белены, табаку…». По его словам, в Петровске «вечером ходить нельзя даже по главным улицам, хулиганство ужасное, …повальные кражи, открытые грабежи… Пьяные шляются по улицам днём, безобразничают, и никто на это не обращает внимание…».
Между тем, по официальным данным, введение «сухого закона» привело и к положительным результатам. Так, если в 1913 году количество лиц, злоупотребляющих выпивкой, по отношению к общему числу пациентов психбольниц в стране, составляло 19,7%, то с 1915 по 1920 годы – менее 1%. В Саратове, как и в Москве, из-за отсутствия пациентов закрылись приюты для вытрезвления и лечебница для алкоголиков.
Как замечает в своей статье «Опыт принудительной трезвости» известный русский врач И.Н. Введенский, «в Саратовском университете благодаря трезвости возник даже своеобразный кризис – «трупный голод». В прежнее время трупы самоубийц поступали в институты судебной медицины, некоторые затем и в анатомический театр. Теперь не стало самоубийств, и университет оказался в затруднительном положении».
Кроме всего прочего, после введения «сухого закона» в Саратове закрылись винокурни и пивоваренные заводы.
Алкоголь и социализм несовместимы
«Сухой закон» 1914 года стал одной из немногих инициатив царского режима, поддержанных и продолженных большевиками. Уже на следующий день после октябрьской революции взявший власть Петроградский реввоенсовет издал приказ, в котором говорилось: «Впредь до особого распоряжения воспрещается производство алкоголя и всяких алкогольных напитков». Приверженность новой власти трезвости была закреплена постановлением СНК «О воспрещении на территории РСФСР изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих веществ», утверждённым В.И. Лениным 19 декабря 1919 года, а также «Планом электрификации РСФСР», предписавшим сохранить «запрещение потребления алкоголя… как, безусловно, вредного для здоровья населения». Однако, в период нэпа, на октябрьском пленуме ЦК ВКП(б) в 1924 году было принято решение о введении через год государственной монополии на торговлю водкой. Но уже в конце 1924 года на прилавках магазинов появилась так называемая «Рыковка» – 30-градусная водка, которую критиковал профессор Преображенский в «Собачьем сердце».
«У Ленина были идеологические соображения на этот счёт, и установка, что алкоголь и социализм несовместимы, была основой антиалкогольной концепции октябрьской революции. Сталин, прежде чем отменить сухой закон, обсуждал с больным уже Лениным вопрос, на какие средства проводить индустриализацию: «занять» у собственного народа или взять кредиты извне. Сталин склонялся к тому, чтобы «позаимствовать» средства у собственного народа, начав торговать алкоголем. С Лениным он договориться не смог и только после его смерти рискнул пойти на эту меру. Но Сталин понимал, что её нужно как-то обосновать. И, наверное, единственный раз он собрал пресс-конференцию для иностранных журналистов, которым рассказал, почему в СССР отменяется сухой закон. Тогда появилась «рыковка» – водка в честь нашего земляка, Алексея Рыкова, занимающего пост председателя Совнаркома», – рассказывает председатель Саратовского регионального общества трезвости и здоровья Наталья Королькова.
А вот фронтовые сто грамм в качестве отведения духа от ужасов войны погубили население, уверены в Саратовском обществе трезвости. «Фронтовики, которых остаётся всё меньше и меньше, рассказывают, что многие до боя не пили. После боя людей оставалось меньше, а водки столько, сколько было, и поэтому выжившим оставалось не сто грамм, а больше… Мой муж хорошо помнит, как в Глебучевом овраге инвалиды на колясках – кто без рук, кто без ног – быстро спились и погибли от этого уже после войны», – вспоминает г-жа Королькова.
Всплеск потребления алкоголя в послевоенные годы заставил власти искать новые пути решения проблемы. Так, в 1958 году было принято постановление ЦК КПСС и Совмина СССР «Об усилении борьбы с пьянством и о наведении порядка в торговле крепкими спиртными напитками». Документ провозгласил запрет на торговлю водкой в предприятиях общепита, расположенных рядом с вокзалами, аэропортами, промышленными предприятиями, учебными заведениями, больницами, санаториями и в местах массового отдыха. В 1964 году в Казахской ССР был создан первый лечебно-трудовой профилакторий – знаменитый ЛТП, аналоги которого позже (после выхода в 1974 году указа Президиума Верховного Совета РСФСР «О принудительном лечении и трудовом перевоспитании хронических алкоголиков») появились во всех уголках страны. В ЛТП, входящие не в структуру Минздрава, но в систему исполнения наказания, направлялись лица, «уклоняющиеся от лечения или продолжающие пьянствовать после лечения, нарушающие трудовую дисциплину, общественный порядок или правила социалистического общежития». По решению самого гуманного в мире суда, в «профилактории строгого режима» попадали многочисленные дебоширы, хулиганы, выпивохи со стажем, а иногда и без. Срок «лечения» определялся весьма длительный – от 1 года до 2 лет. Собственно, в основном «пациентов» там не столько лечили, сколько использовали в качестве рабочей силы, а после закрытия в 1994 году многие ЛТП были переоборудованы в зоны для уголовников.
Вот что рассказывает в статье о саратовских ЛТП «Небольшой ГУЛАГ для «аликов» главный редактор «Газеты недели в Саратове» Дмитрий Козенко, в своё время работавший в системе исполнения наказаний:
«ЛТП №1 на Сокурском тракте (сейчас колония №10, где до недавнего времени сидел Юрий Аксёненко). ЛТП, где проходили лечение ранее судимые лица, работал сразу на несколько заводов, в том числе на Техстекло – шлифовка хрустальных изделий – очень полезное для лечения производство. Также там выполняли заказы для агрегатного и ещё нескольких заводов города. Авиационного в том числе – нет, не самолёты, конечно, делали, а товары народного потребления – детские санки, например.
Профилакторий №2 был расположен на задворках подшипникового завода. Соответственно, и выполнял его заказы. Сейчас этого профилактория нет и в помине.
ЛТП №3 – в Вольске, выполнял заказы вольских заводов – «Металлиста» и других. Сейчас там колония №5 – женская зона.
ЛТП №4 на окраине Заводского района. Работали «алики» на построенном рядом кирпичном заводе. Сейчас там центр подготовки работников УФСИН. Рачительная все же организация, ничего не пропало.
ЛТП №5 был расположен в Пугачёве для работы на заводе трубозапорной арматуры. Сейчас и завода нет, и ЛТП тем более.
Был ещё и ЛТП №6 – женский. Где-то на окраине Маркса. Женщины там чего-то шили. Но просуществовала «шестёрка» недолго – расформировали».
Гнезда неформалов
Больше всего известна и памятна антиалкогольная кампания, начавшаяся в СССР в 1985 году. Своеобразным «памятником» ей в Саратове является дом №45 по улице Григорьева, где с 1986 года располагается региональное общество трезвости и здоровья.
По словам Натальи Корольковой и Владимира Вардугина, поскольку в условиях застоя степень алкоголизации населения стала стремительно расти, в качестве противодействия этому в 1970-е годы начали появляться клубы трезвости. Сначала в Прибалтике, а затем и по всей стране, в том числе и в Саратове (первый клуб трезвости в нашем городе появился в конце 1970-х годов: в него входили правозащитник Александр Никитин, журналист и эколог Юрий Чернышов, член правления нынешнего общества трезвости и здоровья Евгений Фёдоров и др.). «Это были такие мини-общины, которые появлялись, чтобы отвоевать право людей на отказ от алкоголя», – вспоминает г-жа Королькова.
Считается, что толчком к борьбе с пьянством в 1980-е годы стало выступление советского хирурга Фёдора Углова в 1981 году в Дзержинске на межведомственной научно-практической конференции «Профилактика пьянства, алкоголизма в промышленном городе». «Он приехал и прочитал свой впоследствии знаменитый доклад «О медицинских и социальных последствиях употребления алкоголя в СССР». В этом докладе он назвал алкоголь наркотиком и закончил своё выступление фразой: «Если не будет принята программа отрезвления страны, тогда власти обязаны объяснить народу, во имя каких высших целей мы ежегодно уничтожаем миллион наших сограждан, плодим сотни тысяч дебильных детей, ради каких целей всё это делается в нашей стране?!». Естественно, доклад обернулся Фёдору Георгиевичу, которого восприняли как обвинителя советского руководства, боком. Углова объявили чуть ли не сумасшедшим. Но учёные его поддержали, некоторые из них были первыми в появляющемся трезвенном движении», – говорит Владимир Вардугин.
Интересно, что Фёдор Углов имеет отношение к Саратову – в 1929 году он окончил Саратовский университет и около года жил в нашем городе.
«Общества трезвости, которые стали появляться в 1985 году при Горбачёве, были созданы не благодаря власти, а из-за того, что до этого уже существовало, по сути, подпольное движение. К тому же, многие люди писали письма, требовали принятия решений. И кто-то наверху услышал, задумался, посмотрел статистику. Мы и тогда, и теперь отстаиваем идею полной трезвости, но не настаиваем, что всех нужно повально делать абсолютными трезвенниками. Мы думаем только о самостоятельном и продуманном выборе каждого гражданина. Ведь борьба за трезвость и вчера, и сегодня, и завтра – это патриотическая борьба», – завершает свой рассказ г-жа Королькова.
Антон Морван
География трезвого Саратова
Здание на ул. Волжской, 36
В 1894 году здесь жил епископ Саратовский и Царицынский, которого посетил священник Иоанн Кронштадтский, поддерживавший трезвенническое движение.
Дом работников искусств, угол ул. Московской и Комсомольской
С 1894 по 1897 годы здесь находилось общество трезвой и улучшенной жизни.
Здание на ул. Горького, 61
В одноэтажном здании с 1897 по 1901 годы находилось общество трезвой и улучшенной жизни. Сейчас здесь адвокатская контора.
Здание на углу ул. Вольской и Советской
Здесь в 1901 году размещалась канцелярия общества трезвой и улучшенной жизни.
Дом на углу ул. Мичурина и Вольской
В 1904-1906 годах здесь жил саратовский губернатор Пётр Столыпин, председатель попечительства о народной трезвости, всячески поддерживал трезвенническое движение на территории вверенной ему губернии.
Драматический театр им. И.А. Слонова
В начале ХХ века на этом месте располагался драматический театр, бывший в ведении Саратовского общества трезвой и улучшенной жизни.
Здание на ул. Московской, 35
До 1917 года здесь располагалась Саратовская городская дума. В августе 1914 года депутаты воспользовались разрешением Николая II вводить на местах «сухой закон» и запретили продажу спиртного на территории города Саратова.
Здание на углу ул. Григорьева и Лермонтова
Здесь, в доме Наталии Корольковой (кстати, тёзки председателя современного общества трезвости и здоровья), в начале ХХ века располагалась лечебница для алкоголиков. Закрыта в ноябре 1914 года «из-за отсутствия пациентов»: за четыре месяца действия «сухого закона» в Саратове вылечились все алкоголики. Дом не сохранился, теперь здесь – пятиэтажка на Набережной Космонавтов.
Дом Фёдора Углова
Во флигеле дома по улице Рабочей, 2 (угол улицы Радищева) в 1927-1930 годах жил студент Саратовского медицинского института Фёдор Углов, в будущем известный хирург, основатель современного трезвеннического движения в России.
Одноэтажное здание на ул. Университетской, 64
В 1940-1950 годах здесь располагалась Саратовская духовная семинария, в 1947-1951 годах в ней учился и в 1959-1960-х преподавал будущий митрополит Петербуржский и Ладожский Иоанн (Снычёв), духовный окормитель российских трезвенников в 1990-х годах.
Дом трезвости, ул. Григорьева, 45
В здании с 1986 года по настоящее время располагается Саратовская региональная общественная организация трезвости и здоровья.
Перейти к обсуждению на форуме >>