Как я ушла из «Жизни», или Вся правда о желтой прессе

Как я ушла из «Жизни», или Вся правда о желтой прессе

Арам Габрелянов, председатель совета директоров ОАО «Редакция газеты «Известия» и генеральный директор издательского дома «Ньюс Медиа», создатель популярного в России таблоида — газеты «Жизнь», личность известная и знаковая. Я лично с ним не знакома, но когда читаю интервью или знаменитую запись с планерки, просыпается странного рода ностальгия. Арам Ашотович даже для нас, корреспондентов в далеком городке Саратове, был грозой редакции. Его боялись заочно. И несмотря на то, что искренне надеюсь никогда больше не связываться с работой в «желтой» прессе, с благодарностью вспоминаю время, когда меня посылали «туда, не знаю куда, найти то, не знаю что», но обязательно с условием, чтобы впоследствии эта новость облетела всю Россию. Именно тогда я начала понимать, что «невозможное – возможно», «кто ищет – тот найдет», училась заводить новые знакомства, «нарабатывать» связи, да и просто общаться с людьми любого уровня и социального статуса. Получаешь по голове, слышишь оскорбления и мат в свой адрес, но все равно продолжаешь свое дело. И пусть потом тебе не верят, что история, как продавщица фруктов «обесчестила» оперативного сотрудника лифчиком, – настоящая, или что саратовский пенсионер жил неделю с ножом в сердце, – это правда. Главное – ты гордишься, что смог раскопать эти факты, и в 20 лет получаешь зарплату гораздо больше, чем родители. Настоящая школа жизни, однако.

Структура и плановая экономика

Итак, как я туда попала. Не буду писать про дар от Бога, невесть какие таланты: начало было, как у всех гуманитариев, – писала в школе сочинения на «пять», рассказы и стихи в стол – как многие подростки. Кем хотела быть, не знала, а о журналистике и подумать не могла: мне тогда казалось, что журналисты – это люди высшей расы, сильные мира сего, которые открывают двери ногами в любые кабинеты. Считала, что устроиться в СМИ обычному человеку просто нереально. А я росла с мамой – врачом скорой помощи, так что звезд с неба не хватала, связей и денег особо не было, в институт – на вечерний факультет СГАП – поступила сама. Но учиться совсем не хотелось: юридический язык был слишком сухим и тяжеловесным, а возраст 17 лет наоборот – весьма разгульным и беззаботным.

И вот однажды, после очередной вечеринки с друзьями, во мне внезапно проснулись совесть и гражданская ответственность. Что я делаю в этом мире и зачем нужна, если не приношу пользу обществу? Эта минутная мысль и привела меня в газету «Жизнь». Увидев ее на журнальном столике рядом с диваном и обнаружив, что редакция находится совсем рядом с домом – в здании бывшей фабрики «Волжанка», я отправилась туда, прихватив с собой несколько своих эссе и заметок. Людмила Алексеевна Долгополова, тогдашний главный редактор, отправила меня к своему заместителю Ольге Александровне Тихоновой. Та, в свою очередь, – на выставку в Радищевский музей. Я сходила, написала, меня похвалили, и так, собственно, и осталась. Поэтому первый урок, который я получила в «Жизни», был достаточно прост: хочешь чего-то добиться – подними жопу с дивана, иди и делай.

На тот момент газета переживала свои лучшие времена – недельный тираж перевалил за 55 000 экземпляров, номера разлетались, как горячие пирожки, «Комсомолка» нервно курила в сторонке. Как сейчас помню, штат был небольшой – человек восемь от силы: главный редактор, зам, ответственный секретарь, верстальщик, корректор, три штатных журналиста, водитель. Ну и я, залетная. Планерки были сущим адом: обзор местной прессы, разбор полетов, что мы упустили и почему, выбор своих худшего и лучшего материалов и заголовков, и самое страшное – план статей на неделю. Вынь да положь. Лучшие материалы отправлялись в Москву и печатались в федеральном издании, за что мы получали очень большие гонорары. Но важно было заранее вписать их в план. По этому поводу у нас в редакции даже гуляла шутка: якобы, когда под Энгельсом в 2003 году разбился стратегический бомбардировщик Ту-160, нам позвонили из головного офиса и спросили: «Так, бездари, почему вы это в план не внесли?».

Каждое утро в редакции начиналось с обзвона всех аварийных служб, больниц, скорой помощи, прокуратур. Все говорят про агентурную сеть, не знаю, как сейчас, но тогда мы не платили ни гроша – информация стекалась благодаря знакомствам, которые заводились прямо по телефону или в ходе личных встреч. Я ошивалась в больницах, отделениях милиции, подстанциях «скорой» и постоянно держала ухо востро: кто где что сказал, кого привезли и с какой травмой, да, в конце концов, можно было просто ехать в троллейбусе, подслушать интересную историю и тут же начать ее раскручивать. Так, например, получилось с моей статьей «Замуж за мертвого», реальной историей, растянутой на два номера.

Кто начальнику не люб – тот поедет в Перелюб

Дело было так: мой знакомый, житель Заводского района, обмолвился, что у них на улице пьяный водитель сбил насмерть мужчину, шедшего в роддом – у него в этот день жена сына родила. Имен и фамилий он, понятное дело, не знал, да и вообще все это дело считал за слух. Я же первым делом изучила сводки ДТП, выяснила, кто где живет, и поехала приносить соболезнования матери погибшего. Люди в момент стресса, как правило, растеряны, а в случае уголовных и судебных дел надеются на помощь журналистов, огласку таких историй. Поэтому мама погибшего охотно рассказала о сыне, и, как выяснилось, с матерью своего ребенка он еще расписан не был – они только накануне подали заявление в ЗАГС, а родила она не сына, а дочь. Сама невеста родом из Перелюба и сразу после выписки из роддома уехала домой. Мать дала ее номер телефона, и в разговоре со мной девушка поведала о своей нелегкой судьбе и огорчениях: пожениться не успели, дочь осталась без саратовской прописки, а ведь хотели же узаконить отношения. И жаль, что нельзя пожениться посмертно. Моя статья тогда вышла под заголовком что-то в стиле «Отец умер во время родов», точно не помню. Заголовки – вообще отдельная песня для всех работников «Жизни» и 90% успеха. Поначалу всех журналистов заставляли придумывать по 20 заголовков к одному тексту, чтобы в итоге выбрать лучший. Либо старшие по цеху ставили свой, и он не обсуждался. И это правильно, сейчас я эту «жизненную» закалку вспоминаю с благодарностью.

В общем, после выхода моей статьи о ДТП региональный редактор «Жизни» звонит в панике из Москвы: «Вы что там делаете?! У вас же под носом клад! Она хочет замуж за мертвого! Марш в Перелюб и ведите ее в ЗАГС!». Что делать? Надо ехать. Поехала, на автобусе, с фотоаппаратом (иллюстрации к своим статьям мы должны были предоставлять сами) и 1000 рублей в подарок маме от редакции. Приняли меня отлично. Мы сходили и в местный суд, и в ЗАГС, где девушка написала еще раз заявление о регистрации брака, а начальница поставила резолюцию: «Принято к рассмотрению». Хотя заранее предупредила, что дело это бестолковое. Но материал получился отменный, с выносом на первую полосу. Все остались довольны… Новоявленная мама ведь ничего не потеряла, а наоборот, попыталась решить свой вопрос. Единственный минус: в деревне ее ждало осуждение сельчан – вот ведь, только жених умер, а она интервью в газеты дает! Но потом меня пригласил на застолье уважаемый человек – местный участковый, и думаю, он быстро развеял эти мнения.

Лифчик раздора

Фотографии к статьям – дело особое. Они должны были быть всегда и неважно какого качества, откуда взятые. Все эти снимки из-за кустов, из реанимации, с похорон – дело рук поднаторевших «желтых» журналистов, ибо материал с иллюстрацией оплачивается в разы больше, чем простая заметка. Все осуждают подобный подход – вот-де никаких моральных норм нет у человека. Но опять же – все зависит от человека, как самого корреспондента, так и героя статьи. Было дело – девочка 15 лет из Ленинского района выбросилась с крыши девятиэтажки из-за несчастной любви, с фотографией молодого человека в бюстгальтере. Моим заданием было сфотографировать ее в гробу и взять интервью у матери. Я пришла на похороны, стояла у самого гроба, рядом с рыдающими родителями, но у меня рука не поднялась щелкать фотоаппаратом. Дождавшись поминок и поговорив только с одноклассниками погибшей, я ушла. Сфотографировала только портрет девочки, с черной лентой, стоящий в школьном коридоре. В редакции сказала, что меня с похорон прогнали родственники, поэтому больше информации нет.

Другой случай. В прокуратуре Заводского района от одного из следователей услышала забавный рассказ: во время обыска некая дама надела на голову оперативника свой лифчик, а тот на нее в суд подал за оскорбление представителя власти при исполнении. Быстро выяснила, в каком отделении милиции работает тот сотрудник, и поехала на место службы. Дело осложнялось тем, что случай был, мягко говоря, курьезный, а оперативников вообще, по закону, фотографировать нельзя. И я была на сто процентов уверена, что герой откажется от съемки, а то и пошлет меня далеко и надолго. Поэтому выяснила у его коллег, как он выглядит, на какой машине ездит, и засела в засаде: отделение милиции находилось в здании общежития, куда я, спросив разрешения у жильцов, прошла на общую кухню, расположенную как раз над входом в отдел, и там уже заняла выжидательный пост. Через два часа мне это надоело, и я решила несолоно хлебавши ехать домой. Выхожу – а тут и нужный опер подъехал. Я к нему: так и так, товарищ командир, ужас какой – дамы лифчиками в вас бросаются! Наказывать их надо! Опер со мной согласился и пригласил пройти в кабинет, где лично поведал всю историю в красках, при этом смачно поедая курицу-гриль. На робкое предложение сфотографироваться откликнулся с радостью – только вытер жирные руки о бумажку и после, взглянув на снимки, довольный резюмировал: «Нормалек!». А мне оставалось самое простое – встретиться с той женщиной, что обидела сотрудника правоохранительных органов. Она, продавщица фруктов на рынке, презирая власть имущих, с гордостью и смехом рассказала свою версию произошедшего и даже сфотографировалась с лифчиком в руках. Но уже с другим – тот изъяли в качестве вещдока.

Статья и фотографии ушли в федеральную «Жизнь». Тамошние дизайнеры постарались на славу: сверстали так, что злосчастный бюстгальтер оказался прямо на голове опера, а заголовок бил не в бровь, а в глаз: «Оперативника обесчестили лифчиком». Мы же в свою очередь земляка пощадили – прикрыли его глаза «плашкой» и сменили заголовок на более нейтральный, что-то вроде «Лифчик раздора». Так материал и вышел в печать, но только в Саратовской области. По России же разошелся в «обесчещенном» виде…

«Прямая линия» с Путиным

Вообще, везение и способность оказываться в нужное время в нужном месте – обязательные условия для работника «желтой прессы». Как, впрочем, для любого журналиста. Как так получается – ума не приложу. Но, наверное, если ты реально «болен» своей профессией – не иначе, сами звезды складываются таким образом, что все удается без всяких подкупов и личных связей. Так в 2005 году я абсолютно случайно проникла на Энгельсский военный аэродром во время телеобщения президента с народом и стала единственным корреспондентом местной прессы, сумевшим обойти три поста охраны. Рассказываю, как это было.

Как известно, военная авиабаза – объект стратегической важности, и подготовка к «прямой линии» с Владимиром Путиным проходила в обстановке строгой секретности. Мы у себя в редакции, собственно, ничего и не знали об этом, пока нам, непосредственно накануне мероприятия, не позвонили из головного офиса с заданием там присутствовать. Было 5 часов вечера. Я в это время, предвкушая веселье и отдых, уже ехала в машине за город на день рождения к другу. И, как полагается, стала ответственной за задание. Узнав об этом, первым делом позвонила министру информации и печати Саратовской области (на тот момент им был Антон Комаров), дабы уточнить информацию – что, где, когда и стоит ли ехать. Он сказал: «Даже не думай туда попасть, меня самого не пускают, сиди дома, отдыхай». Я на всякий случай позвонила еще пресс-секретарю тогдашнего губернатора Марии Комаровой, которая повторила то же самое. Довольная их ответами, я решила: «Ну что ж, тогда буду счастливо спать до обеда, а потом приду в редакцию и скажу, что меня туда не пустили», и радостная укатила на вечеринку.

Просыпаюсь дома в 9 утра. Заснуть заново не получается, думаю – раз так, почему бы не попытать счастья и не съездить на прямую линию с Путиным? Вот только на чем ехать до авиабазы – не знаю, в Энгельсе я не частая гостья. Звоню подруге из Энгельса, ее слышно плохо, но номер автобуса вроде как расслышала – 256-й. Начинаю собираться, и с этого момента в моей жизни начинает возникать цепочка удивительных событий, которая, в конце концов, приводит к цели.

Удача №1. Поскольку у меня не было денег на мобильном, и я была вообще без связи, то надумала первым делом решить этот вопрос, а потом уже идти на автобусную остановку. Но тут внезапно звонит телефон (а тариф был такой, что когда денег нет и дозвониться нельзя). Я удивленно беру трубку, и выясняется следующее – вчера на вечеринке я оставила у друга папку с документами, и он с утра решил мне ее вернуть, а чтобы дозвониться, активировал мой номер. Более того – он уже подъехал и ждет меня у подъезда, хочет папку отдать. Заодно и подвез от дома до нужной остановки на Энгельс…

Удача №2. Стою на остановке, жду 256-й автобус, а он все не едет и не едет… Я уже начинаю злиться и прикидывать, сколько будет стоить такси до Энгельса и стоит ли туда ехать, как вижу своего бывшего одноклассника. Слово за слово, кто куда собрался, и тут я ему в сердцах говорю, что вот мой чертов автобус 256-й не едет никак! На что одноклассник существенно замечает, что такого автобуса нет в природе, и если мне нужно попасть в «летку», то мой автобус 284-А. Который тут же не замедляет появиться. Рассыпаясь в благодарностях, я радостно запрыгиваю в него и усаживаюсь на первое попавшееся сиденье рядом с каким-то мужиком с усами. На всякий случай интересуюсь у него, как доехать до летного городка. Мужик переспрашивает: а какого – первого или третьего? Ничего не понимая, сообщаю ему, что мне нужно туда попасть на прямую линию с Путиным. Мужик почему-то расплылся в улыбке: «А это вам тогда в штаб надо, – говорит. – Я вас провожу!». Выясняется, что сам он – бывший летчик и весь этот летный городок наизусть знает, поэтому от автобуса до штаба он проводил меня самой короткой дорогой – через какие-то кусты и лазейки, мимо, надо думать, первого кордона. На том и расстались.

Удача №3. Я стою у штаба и решаю обратиться к товарищу начальнику – он-то в курсе всего, знает, куда меня послать. Звоню ему с вахты, а командир в шоке: «Кто ее сюда пустил! Вам здесь не место! И никаких прямых линий!». В общем, послал меня, куда обычно посылают всех неугодных лиц. Я почти расстроилась, но, в конце концов, думаю, отсутствие результата – тоже результат: хотя бы в редакции честно скажу, что я пыталась – но меня прогнали. Выхожу на улицу. А вокруг – летчики, да нарядные все, в парадной форме, расхаживают, явно готовые с Путиным «напрямую» общаться. И я – была-не была – обращаюсь к самому видному летчику: «А вы на «прямую линию» с Путиным?». Он кивнул – да, а что? Я говорю – а я с вами хочу, можно? Он меня так взглядом окинул и отвечает: а почему бы и нет, девушка-то симпатичная! И показывает мне на невдалеке стоящий автобус. «Лезь в него, – говорит, – сейчас на летное поле поедем, там все будет».

Удача №4. Как, опять же, оказалось – всех военных до этого тщательно отбирали для общения с Путиным, причем, согласно требованиям, у них должны были быть лица исключительно «славянской внешности». Вопросы президенту, конечно, тоже заранее утверждались. Еще на «прямую линию» можно было привести родственников, но строго по утвержденным спискам. А поскольку никто не мог предположить, что случайный человек проникнет через кордон, то и списки не сверяли, а просто все, кто был в тот момент в городке, спокойно грузились в автобус. Я в том числе. Самое интересное – ровно через несколько минут, как я уселась в него, автобус тронулся. То есть пришла бы минут на пять позже – и поехала бы домой. А тут сидела под боком у командира авиабазы, который подмигивал мне и улыбался, даже не зная, что это меня он только что отослал восвояси.

На аэродроме мы разгулялись на славу: тот самый добрый летчик устроил мне экскурсию по самолетам, дал подержаться за штурвал стратегического бомбардировщика, да и вообще рассказал много интересного. Потом мы уже встали в полукруг для видеообщения с президентом (и я туда же). Летчики до его появления на экране травили анекдоты, разминали плечи и очень надеялись, что он пообещает улучшить их нынешние условия жизни в летном городке. Дома-то старые, крыши протекают, побелка сыплется, да и вода есть не всегда. Но Путин ответил только на два вопроса: о государственных мерах для поднятия имиджа военной службы и ипотеке для военных. Третий вопрос – о судьбе летного городка к эфиру не допустили. После того мы попили чай и кофе в шатре под открытым небом, там же меня заметила и Маша Комарова. «А ты как здесь оказалась???» – удивилась она. «Связи помогли», – загадочно и многозначительно ответила я, не став уточнять, что связи-то – случайные!

Звезды Валерии Улановой

Та же роковая случайность позволила мне выйти на след то ли двоюродной, то ли троюродной сестры (точно не помню) певицы Валерии, умершей от рака груди. История начиналась, как с Путиным: вечером позвонили «сверху», из столицы – умерла сестра Валерии, завтра отпевание в церкви, фото обязательны. Что за сестра, где отпевание, во сколько? Ноль информации. Я по «звездам» не специалист и знакомых в этой сфере не имела. А количество сотрудников в редакции уже заметно убавилось, полным ходом шла реорганизация, и из журналистов там я осталась практически одна. Тогда, ничего лучше не придумав, я просто-напросто взяла телефонный справочник Саратова и Саратовской области и позвонила в первую попавшуюся музыкальную школу Аткарска, откуда Валерия родом. Трубку взял какой-то мужик. Слово за слово, и он рассказал мне, что сестра Валерии действительно есть, и да, она, к сожалению, умерла. Сама то ли работает, то ли замужем за кем-то из РЖД, так что отпевание будет проходить, скорее всего, в Троицком соборе, который расположен как раз напротив Управления Приволжской железной дороги. Через 15 минут мы с фотографом уже были на месте. Вскоре прибыла Валерия с супругом Иосифом Пригожиным. Игорь Чижов сфотографировал их издалека, выходящих из храма. Нам не хотелось лезть на рожон в этот траурный день. И пусть Арам Ашотович презирает нас за это.

Это, пожалуй, тот редкий случай, когда мне приходилось писать о знаменитостях. Делать этого я не любила, лезть вон из кожи, чтобы пообщаться со «звездой», не хотелось. Фотографироваться с ними до сих пор считаю моветоном, поэтому даже не помню, с кем общалась. Разве что запомнились стриптизер Тарзан и Елена Кондулайнен. Первый тем, что спросил у меня: «Скажите, вы, главное, не из газеты «Жизнь»? А то я вам тогда интервью не дам!». А я, наоборот, говорю – да, оттуда! И что же вас так обидело? Он и рассказал, что в Москве на обложку вынесли какой-то нелестный заголовок , что он гей и ушел от жены. Его мама, прочитав это, слегла с сердечным приступом. Я тогда извинилась за коллег, и интервью он мне все-таки дал. Хороший мужик. А первый секс-символ Советского Союза Елена Кондулайнен запомнилась очень уставшей, с тяжелыми мешками под глазами и огромным количеством косметики на лице. Грустной и печальной. Нет, со «звездами» лучше не работать, не мучить ни себя, ни их.

Тем более, зачем нам в редакции было стремиться к «звездам», когда мы сами ими были? Это, конечно, тайна за семью печатями, но, мне кажется, спустя столько лет не страшно ее раскрыть. В конце концов, ведь то, что мы делали, делалось из лучших побуждений. А дело вот в чем: была в газете «Жизнь» такая рубрика – «Звезды Валерии Улановой». Валерия Уланова, по версии издателя, – московский астролог и любит отвечать на вопросы читателей относительно их будущего. Только предварительно надо собрать пять экземпляров газеты, вырезать название с датой и тиражом и, указав дату рождения и вписав свой вопрос в специальный купон, отправить все это по почте. От писем не было отбоя! Причем самые умные и смелые слали купоны нам, в саратовскую редакцию. А однажды вопрос, видимо, долго терзавший одну молодую женщину, пришел нам прямо по факсу: «Когда я выйду замуж?» – спрашивала у Валерии Улановой некая дама, подписавшаяся «Сколопендра». Ответ мы ей отправили тоже по факсу: «Уважаемая Сколопендра! Для того чтобы Валерия Уланова вам ответила, необходимо собрать 5 изданий газеты «Жизнь» и т.д. Хотя даже мы сами не знали, существует ли Валерия Уланова на самом деле. Но выход нашли быстро – стали вбивать собственные ответы на вопросы читателей. Так что утро начиналось следующим образом: подтягивалась на работу я, моя коллега Ольга Потемкина, мы рассаживались по своим местам, а милая верстальщица Катя Широкова, занимаясь сортировкой писем, периодически делала объявления, обращаясь к нашим спинам: «Звезды! К вам вопрос! Спрашивает пенсионерка из Красного Кута – выиграет ли она когда-нибудь лотерею?». «Неееет!» – хором кричали мы.

В лотерею у нас никто никогда не выигрывал. Разве что мы допускали «незначительный выигрыш», но «основные деньги в вашей жизни достанутся только личным трудом» – обязательно добавляли в конце. Когда вопрос касался замужества, всегда уточняли возраст девушки и всем школьницам отвечали примерно так: «Сейчас наступил благоприятный период для учебы и занятий спортом. Встреча с будущим мужем вероятна после поступления в институт». Тем, кто постарше, сулили встречу с избранником после карьерного роста. И вообще, все прогнозы были у нас благоприятные, направленные, как нам казалось, на развитие личности, а не какие-то пустые обещания неведомых «звезд».

В итоге выросли и мы. Редакция в том составе, в котором жила и процветала, распалась, дальше у всех началась своя собственная жизнь. И сейчас, насколько я знаю, в Саратове остался только корпункт федерального интернет-портала «Life News», входящего в ОАО «Ньюс Медиа» с бессменным директором Габреляновым. Принципы работы – все те же, плюс дополнительно к иллюстрациям к материалам добавилась еще и обязательная видеосъемка. Наверное, это неплохой трамплин для молодых журналистов: ведь добывать информацию для «желтой прессы» – задача, как ни крути, непростая. Хотя последними словами «сверху», когда я уходила из «Жизни», были: «Вы что там, думаете, подвиги совершаете, сидите, пишете? Работайте лучше! В этом месяце премий не будет». И баста.

Виктория Федорова