Сайт журнала "Общественное мнение" самые свежие новости Саратова. Читайте блоги ведущих журналистов города, комментарии к саратовским новостям, смотрите телепередачу "Общественное мнение".
В моменты междуцарствия любой политикум напоминает театр. Саратовская тусовка живет, как на сцене, сколько я ее помню: следовательно, ситуация междуцарствия у нас хроническая – в советских учебниках русской истории за 7-й класс весь XVIII век именовался эпохой дворцовых переворотов, ничего нового. У нас участники спектакля называют друг друга по именам, опять же напоминая ремарки драматурга к пьесе: Вячеслав, Соломоныч, Николай, Павлик, Олег, Леонид, Федорыч… «Нет, с этим вопросом надо к Петру, а уж он решит, беспокоить ли Вячеслава»… «Пусть Федорыч сам разбирается, это его кандидаты»… «Анатолий тут готов был взять на себя ответственность, но он слишком самостоятелен»… «Все неймется Соломонычу». Хотите ощутить себя драмоделом, можете сколько угодно продолжать данный ряд. На здоровье. По законам драматургии, если на сцене висит ружье, и т. д. Как в любой хорошей пьесе, весь механизм тусовочной жизни у нас плотно подогнан и причудливо сцеплен. Вячеслав Володин выступил с . У идеи этой есть свои сторонники и противники, но, исходя из российских реалий, я категорически поддерживаю знаменитого земляка: повышение пенсионного возраста сегодня означает только то, что для большинства пенсии просто не будет. Ее, впрочем, у нашего и последующих поколений, похоже, и так не будет… Но ладно, я о другом. Социальному зампреду Наталье Старшовой в минувшие выходные стукнуло 55. Поздравляю; еще и с тем, что юбилей этот для женщин означает наступление пенсионного возраста, покуда не повышенного. Наталья Ивановна – чиновник деятельный, горит на работе, в одном из интервью сама признавалась: так иной раз зарапортуется, что даже на естественные для организма вещи отвлечься некогда. А ведь организм, деликатно замечу, женский и немолодой. Из новостей ГТРК «Саратов» Старшова просто не вылезает, судя по сюжетам, на здоровье не жалуется, а о ее знаменитом жизнелюбии ходят легенды. Да и список свершений в ранге зампреда не маленький: типовые, как в спальных районах, Кирилл и Мефодий, проваленный проект КПМО, культурка, уцелевшая в Саратове, похоже, только в бюджетных строчках, спорт, ведомый пенсионером (!) Аравиным и прочими вулахами царя небесного… По всем раскладам, Наталье Ивановне еще работать и работать, снова не вылезать из новостей – бюджет на 2010 год хоть и кризисный, но, тем не менее, на две трети социальный. Но как оставаться гореть на работе в свете заявлений Вячеслава Викторовича, который хоть и не непосредственный губернатор, но… сами все понимаете. Получится, если Наталья Ивановна по наступлении пенсионного возраста останется служить и не тужить, она невольно дезавуирует исторические заявления Володина… А то даже и дискредитирует. Партия заботится о россиянах, защищает немолодой наш народ от вивисекторов из Минфина, а высокопоставленный региональный чиновник, всем ребятам пример, у которого хорошая пенсия уже в кармане, сам рвется повышать возраст трудоспособности. Каково? Впрочем, новый губернатор (в т. ч. переназначенный Павел Ипатов) наверняка будет менять команду, и сомнения Натальи Ивановны отпадут сами собой. А если нет? Словом, еще раз поздравляю, но не завидую.
К «Гадюкиным», «Засратовам», глуши и тетке смело можно добавлять статус столицы труположцев. Предложено провести референдум на предмет возвращения Заводскому району исторического названия – Сталинский. Кстати, если уж исторического – то почему не Юриш, не Увек, или как там еще было в Золотой Орде? В форумах – взрыв предсказуемых слюней и эмоций, мнятся раздутые кадыки и ноздри, одобрение – простынями, негодование – наволочками. У меня тема не вызывает ничего, кроме усталости и отвращения. Лев Гумилев, когда такая вот инициативная группа коллег-историков подошла к нему на предмет скинуться на памятник Иоанну Грозному, сказал: «На Грозного не дам. Вот когда будете собирать на монумент Малюте Скуратову – пожалуйста». Я, вслед за великим ученым, тоже полагаю, что Сталин и переименование района – это банально. И на полном серьезе предложил бы увековечить (лучше не в Саратове, конечно) память рекордно оболганного персонажа столетия – Лаврентия Павловича Берии. Благодаря которому, быть может, мы и существуем в нынешнем виде – опоздай реализация атомного проекта на пару-тройку лет, неизвестно, кто бы сейчас распевал, вслед за Шевчуком, «что же будет с Родиной и с нами?!»… А супруги Розенберги, принявшие мученическую смерть на электрическом стуле? А безымянные герои-нелегалы, а Эйтингон и Судоплатов?! Я знаю, знаю все, что мне сейчас скажут, включая самое бесспорное: дескать, не разобравшись с прошлым, не построишь настоящего и т. д. Собственно, я об этом написал в заметке . Впрочем, там посыл «Сталин – наш современник» аргументировался по-другому:
«качнувшееся стрелкой полевение общественных настроений есть не поздняя реакция на утоптанный в землю либерализм, не на «буржуазию», тов. Сорокин, и даже не на тотальное засилье бессилья отечественной бюрократии. Это, на мой взгляд, важнейший элемент предкатастрофного сознания. Когда Сталин представляется хирургом или палачом, но кровь в любом случае пугает меньше медленного, но верного умирания».
Но затея c референдумом – явно из другой оперетты. Это пиар, но не политический, а что-то вроде социального маркетинга, как первая сигарета за гаражами у пацанов. Или трип с предложенной дозой наркоты – на пробу. Свингерские сайты ведь не только для свингеров, скорее для любопытствующих: зайдут, придут, а там и подсядут. Вот и труположцы пользуют аналогичные технологии, где главное не одобрение, а выплеск адреналина в нужный момент. Вслед за апокалипсическими предчувствиями еще одна простая, но не рядовая мысль. Евангелие от Луки, «Предоставьте мертвым хоронить своих мертвецов». Эти слова Господа нашего Иисуса Христа традиционно, хоть и неканонически трактуют так: хватит обсуждать давно ушедших, давайте займемся делом. Живым это более приличествует. Но если мы так любим заниматься как раз мертвецами, не значит ли, что все мы давно умерли и ведем традиционный бизнес мертвых, строго в соответствии с рекомендациями Иисуса? Может быть, Сталин – как раз тест на тамошнюю профпригодность, вроде регистрации на сайте встречи каких-нибудь потусторонних одноклассников. Мертвым все-таки быть приятней, чем труположцем. Вернее, мертвыми будут все, а вот труположества лучше избегать всегда.
неожиданно напомнила мне адреналин и химеру раннего тинейджерства – «войны кварталОв». В конце 70-х и начале 80-х советские подростки делались не по национальному и социальному (которых почти не было), но территориальному признаку. Некогда я крайне наивно полагал, что подобное свойственно только нашему Камышину, как краю степному и вольнолюбивому, с давними ссыльно-поселенческими традициями, но затем обнаружил – феномен возник по всей огромной стране практически одновременно и столь же таинственным образом резко угас. Подростки ходили по улицам больших и малых городов стайками, дрались стенками, самым популярным вопросом был «Пацан, с какого? (или – откуда)», кличем – «Наших бьют!» В художественной форме я как-то уже описывал (рассказ «За стеклом и дверью») сей феномен, так и не дождавшийся своих социальных психологов, историков и антропологов.
«Пацаны дрались, «махались» микрорайонами. Толпа ловила на улице какого-нибудь одиночку, его спрашивали: с какого? Нужно было назвать номер квартала. Наташу всегда удивляла их неправильная нумерация – после девятнадцатого шёл тридцать шестой, вторых было несколько, в первый почему-то входил и третий... Одиночка отвечал, если названное им место жительства оказывалось враждебным – его били, пока не упадёт, если дружественным – следовал столь же лаконичный вопрос: кого знаешь? Требовалось перечислить не менее трёх знакомых шишкарей. Не знаешь шишкарей – значит, даже если ты не гонишь, что живёшь в хорошем месте, всё равно пацан ты гнилой, дохлый, ссыкун и хиляк, на махаловки не ходишь и тебе по-любому надо дать в дыню. Драки проходили где-то на окраинах и границах меж кварталами, дрались ножами, кольями и бутылками, стреляли из обрезов и поджигов, кидали взрывпакеты. Утром в школе пацаны, в основном Селихов и Матвеев, распространяли боевые сводки – вчера в овраге за маслозаводом драка была, наши со Стекольным, стекольщики победили, их было больше, человек двести, а у нас – тридцать шесть, двух наших убили, пятерых загребли в ментуру. (…) Их дворику повезло: под столиком, где днём рабочие мужики, стуча и покрикивая, бились в домино, а вечером – в карты на мелкие деньги, потом можно было, порывшись в песке, найти десяти– или, реже, двадцатикопеечную монету; там примерно раз в неделю собирались почти все городские шишкари, пили вино из больших бутылок и до глубокой ночи выясняли – где их кварталы будут драться, заключали временные союзы, назначали решающие даты».
Пардон за пространную автоцитату, она нужна была мне для очередной демонстрации странных сближений. Смотрите: все, и наблюдатели, и непосредственные участники ощущают как бессмысленность, так и беспощадность «зареченской» рукопашной. Ее подростковую, инфантильную природу (не случайно началось со школ). Ключевую роль пиара. И «шишкарей» – за энгельсскую власть встали тамошние общественники, на сайте «Сароблньюс» ЕРовских комментаторов называют «авторитетными людьми». Наконец, присутствует главный признак – территориальный. Тут, казалось бы, без комментариев, однако большинству жителей двух городов заурядный обывательский здравый смысл давно подсказывает: все это разделение – обычная бюрократическая архаика, дряхлый стереотип, топонимические шоры. Как Украину называют «окраиной», мало вдумываясь в этот географический оксюморон, также продолжают полагать Саратов и Энгельс двумя разными городами, в то время, когда город давно един. Я понимаю, что были свои резоны у покровчанина Льва Кассиля – он прибывал в Саратов на пароме; для ребенка это было длинное и захватывающее путешествие. (При этом легче перечислить столицы и мегаполисы, не разделенные большой водой, нежели те, что с реками и мостами в городской черте. Питер, Прага, Москва, если брать рядом, и не так фасонисто – Балаково и тот же Камышин.) Понимаю и резоны немцев Поволжья, резоны политические – Энгельс был столицей их республики. Понимаю безлошадных в большинстве своем жителей обоих городов эпохи позднего Совка – мост, длиннейший в Европе, построен, но больно-то не наездишься. Но сейчас мостов два. А со второй очередью Нового – так если не три, то два с половиной. Обычный саратовец (энегельсит) при отсутствии пробок тратит на дорогу туда-обратно меньше часа, имеет квартиру на одной стороне Волги, дачу на другой, дом на третьей (в смысле, в Усть-Курдюме), отдых на четвертой (в смысле, на Зеленом). Я вчера говорил студентам, что наши общеизвестные саратовские раздувания щёк (Президент какую ночь не спит, размышляя над нашим пятизвездным, как коньяк, списком в губернаторы) имеют к реальности минимальное отношение. Знают не нас. Знают о нашем 400-летнем культурном слое. Разрушением которого, с наслаждением хрюкая, как крыловская свинья под дубом вековым, занимаются ныне культурные, да и прочие, министры и зампреды. А саратовцам совсем не лишним было бы добавить сюда Альфреда Шнитке. Или того же Кассиля с художником Мыльниковым. Удивительно, но первый эффект, которого добились партийные крестоносцы – (воз?)рождение вот этой подростковой территориальной ксенофобии. Почитайте форумы. Вы там в Саратове… А вы там в Энгельсе… Не лезьте к нам!.. За собой смотри! а я, а мне… Воля ваша, но даже возмущаться этим детским садом как-то несолидно. Как вспыхнуло, так и угаснет. Оставшись фактом личной биографии политических инициаторов разборки с ментальностью дворовых хулиганов. Вернее, в дворовых хулиганах им в свое время походить не дали, вот они и наверстывают. А давно свершившееся де-факто объединение свершится, я уверен, когда-нибудь и де-юре. Когда потеряют смысл адреналины и химеры нынешних политических и экономических трендов. Например: одним махом побивахом двух мэров сразу – одного неудобного и неугодного, другого – никакого. Постройки метро, полагающегося миллионнику. Или переназначения губернатора в никому не интересном регионе.
Я поделился мыслями о культурных пристрастиях Натальи Линдигрин с коллегами. В ответ получил выражение лиц, известное физиономистам как «кисляк». И реплики типа «гугли их вообще комментировать», про мышей (из анекдота) и «чего над ней смеяться, она и так смешная». Я, однако, смеяться не собирался. Не имел также намерений, подобно иным форумчанам, громко восхититься тем фактом, что Наталья Александровна вообще читает книжки и знает, как в кино открываются двери. Я о другом… Через этот «культур-мультур» рельефно вылепляется новый образ популярной народной избранницы – светлый и даже трогательный. Или, как говорят те же форумчане, «пушистый». Еще – лично для меня – это образ Другого. Пусть и симпатичного, но другого. А предыстория такова. Я вообще очень люблю «Газету недели в Саратове» и ценю людей, ее делающих. На фоне наших медийных войн, когда стороны конфликта почти уравнялись в методах и, что самое печальное – в качестве, это пожалуй, единственный у нас газетный продукт, возвращающий к самым важным сегодня вещам – здравому смыслу и объемному видению мира. Так вот, там есть рубрика – «аудитория», где разная статусная публика делится своими пристрастиями в схеме «книжки-фильмы-диски». Банально, разумеется, но познавательно. Оно понятно, что народ всячески будет тянуться на цыпочках, если не получилось расти над собой, но… красоту не замажешь. Наталья Линдигрин, определяя культурного человека, заявляет – он должен «уважать культуру страны, в которой живет». Игры подсознания. А нельзя сказать проще и точнее – «своей страны»? А то напоминает рекламные слоганы гусинского «Мост-Банка» про «эту страну»… Да и мало ли кто где живет? Я вот пять дней назад жил в Чехии. «Люблю русскую классическую литературу — Булгаков, Достоевский, Толстой. А если стихи, то — Лермонтов и Есенин. Зарубежную литературу тоже читаю, конечно, но отечественная всё же в приоритете». Фишка тут не в наборе имен, а в принципах перечисления. Если в случае прозаиков торжествует официальный алфавитный подход, то в рассуждении поэтов – хронологический. Глубок и разнообразен саратовский депутат даже в обнародовании пяти фамилий… «Помню своё впечатление от книги «Москва-Петушки» Ерофеева: было ощущение безысходности. Ну не так всё мрачно в жизни, как он представил в книге! Читала Пелевина (роман «Омон Ра») — не мой писатель. Слишком это всё далеко от действительности. Реализм мне ближе, понятнее. Наверное, поэтому люблю Льва Толстого с его историческими вещами. (…) Люблю исторические картины. Например, «Сибирский цирюльник» Михалкова очень впечатлил. Обязательно пересмотрю, если по телевизору будут ещё показывать». Странные у Наташи представления об «исторических вещах». Ну, михалковская картина с ее заголовком, будто сочинял лихой новостник-интернетчик (как и «Утомленные солнцем», кстати), если проходит по ведомству истории, то даже не альтернативной, а гоголевской. Никита Сергеич, как и его полный исторический тезка, все чаще напоминает микс Ноздрева с Маниловым. У Льва Толстого были задумки исторических романов (например, из петровской эпохи), но так и умерли на письменной столе. «Войну и мир» (Ростовы-Толстые, если и история, то семейная) трудно назвать «исторической вещью», на момент создания эпопеи страсти 1812-го года и декабризма вовсе не остыли, были живы многие участники и пр. Как сейчас никому не приходит в голову назвать «историческими вещами» «Тихий Дон» или, скажем, «В круге первом». «Омон Ра» ближе к действительности позднего совка, чем прямой эфир брежневских похорон, но Наташа тогда не жила; интересней, что она сблизила Льва Николаевича с Виктором Олеговичем аккурат после того, как граф стал героем последнего романа Пелевина «Т». «А вот премьеру фильма «Царь» Лунгина видела недавно в кинотеатре. Тяжеловат фильм — много крови. Но время такое было в эпоху Грозного, это история наша». Тут меня глубоко и неизбывно радует, что фильм Лунгина посмотрели в России, похоже, все. И мы с Ольгой Мартыновой, и сибирский мастер спорта по автогонкам, с которым мы пили пиво в Праге, и мой 13-летний репер-сын, и Наталья Линдигрин… «Конечно, в любимом мною романе «Мастер и Маргарита» тоже много мистики, абстракции, но эту вещь Булгакова я понимаю, она мне близка и очень нравится. Есть здесь что-то от народных сказок (летание на метле, например), на которых мы все росли. Сейчас по телевизору снова показывают сериал «Мастер и Маргарита», смотрю уже во второй раз. Удачная экранизация! И роман перечитываю с удовольствием». Экранизация Бортко, натурально, говно, но меня не Бортко, меня Линдигрин интересует. Эта славная инфантильная старшеклассница, которую силком тянут во взрослую некрасивую жизнь, заставляя долбить специздания по законодательной работе, научные книги и периодику, а она, внешне подчинившись безысходным обстоятельствам, перечитывает свой любимый тинейджерский роман, не забывает кукол и сказки, и мечтает, в ночной час у зеркала, романтически грезит о такой любви, как у Мастера с Маргаритой, воспетой в бессмертном шлягере пышноусого бывшего мужа Наташи Королевой: Мастер и Маргарита жили в Москве былой, Мастер и Маргарита в каждой любви людской… Мастер и Маргарита! Ля-ля-ля!... P. S. «Слушаю попсу – куда ж от неё деться!» В точку, Наталья Александровна – некуда. Есть, правда, одно средство – звук убавить, а то и вовсе убрать. Во враги партии за это не запишут. Пока.
Мы впали в модный блудняк – сфальсифицировали историю. Аркадий родился 12 марта, умер 12 апреля, и юбилей его уместней было бы отмечать, конечно, весной. Весь год мы, не такой уж тесный круг поклонников Северного, говорили разговоры, строили планы, посвящали в них друзей и музыкантов… Словом, в очередной раз, на фоне очередного юбилея, предавались любимому национальному виду спорта – вяло творили процесс, нимало не заботясь о результате… Пока не возник Валера Бакуткин, а в воздухе не запахло Рождеством – так что хвостиком предпоследнего месяца мы успели зацепиться за юбилейный год. На самом деле, это очень в духе Северного. Из ниоткуда в никуда… «Человек, которого не было» – называется фильм питерского 5-го канала; название очень удачное, хотя пафос авторов для меня сомнителен. Они полагают, будто певец, голос которого знали в стране практически все, не был ни на йоту официально признан, жил грешно, помер смешно, и в этом, мол, главная личная трагедия и национальная драма. Во всех попытках биографии, сделанных в последние годы, заметен и даже чрезмерен акцент на бытовуху – про Аркадия, жившего многие годы бомжем, без прописки и семьи; ни флага, ни родины… Предполагаемый громкий вздох зритетелей-читателей-слушателей дополняет легенда о том, что ближе к концу жизни Северного едва ли не короновали – объявив «бродягой». Это, на самом деле, очень высокий уголовный статус. Бродягами почитали старых воров, глубоко преданных воровской идее, неукоснительно соблюдающих нормы воровского закона, вроде – не жениться, не иметь постоянного места жительства, не вступать ни в какие отношения с государством. Именно эти почетные ветераны воровского труда были своеобразными третейскими судьями и духовными авторитетами. Миф, как всегда, романтичен, высокопарен и низкопробен, не имеющий никакого отношения к реальности. Однако именно в таком вот «жречестве», на мой взгляд, кроется феномен Аркадия. Действительно, его биография – набор мифов и легенд с одной стороны, с другой – их непременное разоблачение. Плюс на минус, в сухом остатке не остается ничего. Ноль. Зеро. Жизнь, которой не было. Так, наверное, будет точнее. Тридцать лет прошло, и все происходило при жизни большинства здесь сидящих. Живы его друзья и соратники, люди, в общем, не последние, столпы неофициальной, да давно и официальной музыкальной индустрии, амнезией не страдающие… Между тем, от лучшей на сегодняшний день биографии – книги Игоря Ефимова и Дмитрия Петрова «Аркадий Северный, Советский Союз» (так, по-моему, до сих пор и не изданной) – странное впечатление. Как будто там не про нашего современника, а какого-нибудь выдающегося средневекового скомороха, вроде Федора Крестьянина – был такой полумифический композитор в эпоху Иоанна Грозного. Авторы наводят на жизнь Аркадия сильную телескопическую линзу, а она мутнеет и не показывает. Самое, пожалуй, интересное – не питерская бытовуха с непременной пьянкой, не студийные будни с той же пьянкой, а гастрольные путешествия – в Одессу, Киев, на Северный Кавказ. Шаман интересен только во время пения заклинаний, танца, камлания, произнесения слов, смысл которых для непосвященного часто затемнен и непонятен. Все остальное в нем, в общем, никого не занимает. Мне представляется, что Северный был именно шаманом («жрец» – звучит неприятно и выспренно), голосом российского подсознания 70-х, прорывающимся с тысяч и тысяч километров затертых пленок, бесконечных, как сам СССР. Понятно, что это была за страна – уже уставшая от главного своего проекта, теряющая ориентиры, много пьющая, подозревающая, что за пределами тускнеющей и привычной советской жизни есть и другая. Не слишком, может, ласковая и ослепительная, а просто другая. Шаман безжалостен, как вообще искусство. Сначала от звуков его голоса неудержимо тянет выпить, затем, словно кто-то нажимает в душе клавиши, наблюдаешь клипы из собственной жизни, большей частью для тебя нелестные, тоскуешь о невозвратных и далеких, а голос шамана знай себе меняет диапазон, как зерна шкурки на наждачной бумаге. Вполне духовная практика, описанная еще Пушкиным.
И с отвращением читая жизнь мою, Я трепещу и проклинаю, И горько жалуюсь, и горько слезы лью, Но строк печальных не смываю.
В есть ключевые фразы – «На мой взгляд, фильм совершенно не вписывается в государственную парадигму, декларируемую сегодня в обществе. Сложно отнести эту картину Павла Лунгина к категории патриотического кино». Для Ольги т. н. «государственная парадигма» и «патриотизм» – синонимичные понятия. Для авторов фильма и для меня – скорее, нет. Попробую объяснить. Сначала об авторах. Павел Лунгин – художник разноплановый, после «Олигарха», с его непроизвольным окарикатуриванием эпохи первоначального накопления и 90-х вообще, с отчетливо-березовской биографической первоосновой («Большая пайка» Юлия Дубова; он же – соавтор сценария), с аллюзиями из «Крестного отца» и советской производственной драмы, Лунгин снимает мощнейший «Остров» с таким подлинным интересом к православию, как будто режиссер всю жизнь изучал «Добротолюбие» параллельно с духовной практикой отдаленных скитов и приходов. В «Царе» православие уже не содержание, но фон, однако вновь демонстрируется не только глубокое знание предмета, но и умение «подсадить» зрителя на странную тему русского эсхатологизма в антураже церковного мученичества и сектантского изуверства. Многие деятели, по взглядам противоположные Ольге, считают синонимами патриотизм и православие, с этой стороны никаких вопросов к Лунгину, кажется, вовсе быть не должно. Автор сценария «Царя» – пермский прозаик Алексей Иванов, один из самых интересных современных российских писателей. Судя по его лучшему на сегодняшний день роману «Золото бунта» – глубокий знаток уральской истории с географией, равно как ветвей и практик русского раскола. Что, вроде бы, может быть патриотишнее… Тем не менее, многие рецензии на фильм, в общем, повторяют Ольгу, пусть и с другим знаком. Основных претензий три – русофобия, искажение образа Грозного, грехи против исторической правды. Николай Бурляев говорит, что великого царя изобразили бомжем и упырем – речь тут явно о внешности Мамонова с единственным клыком во рту. Дескать, в 1565 году Иоанну было 35 лет от роду, и был он мужчиной в расцвете сил – чистый Карлсон. Обычное перенесение современных представлений на средневековье. Когда средняя продолжительность жизни даже знатного мужчины не превышала как раз 30-35 лет, беззубыми все были с юности, к тому же здоровье Грозного было изрядно подорвано кутежами и походами; прогрессировавшая к тому времени душевная болезнь тоже не способствовала омоложению. Критики фильма подверстывают под русофобию чрезмерное изображение опричных зверств. Действительно, тогда еще не было «заговора Старицких», в ходе розыска по которому, согласно Синодику Иоанна Грозного, было казнено свыше 3000 человек, новгородского погрома и пр. Да, масштабные кровопролития были еще впереди, но погромы «земщины» уже начались, равно как и кровавые забавы кромешников. Конечно, опричники, будучи людьми верующими (многие, как и Грозный, фанатично) не могли поджечь церковь с монахами, но мне представляется, будто этот анахронизм Лунгин допустил сознательно – перекинув мостик из эпохи Иоанна во времена Алексея Михайловича и Петра – изведения раскола, самосожжений старообрядцев, неистовой проповеди Аввакума… Бывали и потехи с медведями, душегубствовал сам Грозный – известен случай, когда Иван, посадив конюшего Ивана Федорова-Челядина на трон и обратившись к нему с шутовской речью, затем бросился на боярина с ножом и заколол его, а добивали опричники. Я бы и сам нашел в лунгинском кино корзинку исторической клюквы – непонятки со взятием и оставлением Полоцка (даты никак не бьются), Малюта Скуратов был тогда рядовым опричным татем, а не правой рукой царя, митрополиту Филиппу Иоанн в мешке прислал голову не племянника, а троюродного брата… Но все это ерунда, и пафос обличителей Лунгина несостоятелен, поскольку фильм о другом. Не о конфликте Царя с Церковью, власти светской с властью духовной. Фильм о вечной, на уничтожение, войне господствующей идеологии с гражданским обществом. Идеология может быть построена на идее централизма и фразе из Послания Павла к Римлянам «любая власть от Бога». Она может при этом облекаться в эсхатологические предчувствия на подкладке душевной болезни, реализовываться в странной смеси тиранства со скоморошеством. А может – банальным обывательским цинизмом современной власти, берущей начало в застое Брежнева и Черненко. Да и гражданское общество у нас всегда никак не сообщество, а набор одиночек, понимающих Христа через Евангелие, а не послания Павла, почему-то уверенных в необходимости милосердия, несущих свет знания, готовых положить «живот за други своя», убежденных в торжестве добра и справедливости… На мой взгляд, люди, подобные митрополиту Филиппу, и есть истинные патриоты России. Они до последнего готовы к сотрудничеству с властью, но когда тиранство и неправда переходят все границы, становятся обличителями и приносят себя в жертву… Об этом фильм Павла Лунгина, с его православным фоном, трагическим сюжетом и страшноватым открытым финалом – «государевым весельем» на пепелищах, бродячим псом и воплем Грозного: «Где мой народ?»… P. S. Художественные достоинства, собственно, не обсуждаются. Картинка великолепна, натуральна и минималистична – явно в полемику гламурным историческим драмам. Мамонов, как всегда, не играет, а живет в роли; Янковский в ней умирает… Это последняя роль прославленного саратовца.
А ведь всем известная старуха Шапокляк была недурным идеологом. Все помнят: «Кто людям помогает, тот тратит время зря, хорошими делами прославиться нельзя». Когда у партии власти идеология отсутствует, ее место занимает пиар, центральным слоганом которого канает вот такой шапокляк. Памятно с детства, афористично, ясно даже поросенку и легко поется. Как попасть на партийный съезд, где лучшие люди, стальные рукопожатия, ослепительные чертоги и манящие кулуары? А все просто. Даже придумывать не надо. А надо, чтобы кто-нибудь из твоего ближнего окружения попался на взятке, и все понимали – тут к тебе не ниточка тянется, а ведет стальной трос, причем без промежуточных узлов, звеньев и сцеплений. Это твой шанс. Прорваться в ослепительный чертог и канючить, жаловаться подробно и косноязычно (для пущего к твоим словам доверия) на ментов с прокурорскими, на с ее Мирзе-ханами, и намекать, намекать, под кого на самом деле копают, а ведь ты при этом знаешь даже больше, чем . А еще лучше – попасть самому. Эка невидаль, дело привычное. Но я вас научу, как выжать из пошлой рутины максимум шапоклячьего эффекта. Накануне «дела» желательно загулять. На неделю, две. В обществе коммерсантов-иуд и калининских гейш. И под очередной утренний коньячок попросить у первых в счет неоказанных услуг на оплату услуг вторых. Эффект обеспечен, один уже проверял. В Саратове есть несколько зданий, образующих вместе что-то вроде единого живого организма. Части этого тела располагаются по адресам Московская, 72, Первомайская, 77-78, Советская, 10, Степана Разина, 71. Организм сей явно пережил тяжелую мутацию радиационного свойства и превратился в монстра. У которого уже не поймешь, где голова, а где… все остальное. Зато есть кровоснабжение и лимфа, представляющие собой… ну, финансовые потоки – сказано слишком громко, так, то набухающие вешними водами, то подсыхающие летом денежные ручейки. Есть и центральная нервная система – все тот же пиар, информация (в их понимании), слухи да сплетни. Центральная нервная система замкнута сама на себе и не реагирует на внешние раздражители. Где комментарии по ? – беснуется народ на форумах. Где по ? – бесновался ровно также полтора месяца назад. Где реакция ректората СГУ на ? – робко вопрошают более продвинутые, алчущие абстрактных истин. Где, где… Выбирайте любую часть монстрова тела и рифмуйте на здоровье. Можно даже предположить, что послужило мутагенным фактором. Именно избыточное количество денег. Но сейчас взаимодействие частей монстра, все эти фирменные саратовские тёрки-разборки, к деньгами имеют явно отдаленное отношение. Вернее, люди-клетки нашего монстра по прежнему бабло рубят и пилят, но делают это давно не для себя, тем паче, не для собственного удовольствия, ибо удовольствия от жизни внутри монстра не могут получать даже богатые. Они мучаются, несчастные пролетарии этого процесса ради процесса, они мотаются по этому кругу, как цирковые пони, они боятся объявленной Президентом модернизации, хотя понимают, что с ними-то ее точно никакой не будет. Они страдальцы и подвижники, поскольку знают, что их рано или поздно подвинут. Точнее – сольют. Монстр диктует своим клеткам античеловеческие, шапоклячьи правила поведения. А ведь они тоже люди. И понимают: если хорошими делами и нельзя прославиться, их в любом случае надо делать. Поскольку создал тебя все-таки не монстр, а вовсе даже наоборот…. А ты читал в детстве Гайдара и Стивенсона. И жил какое-то время в исчезающей империи, где много бывало всякого, но быть столь явным сукиным сыном строго воспрещалось. А один из бытописателей этой империи, Эдуард Успенский, вместе с Чебурашкой придумавший старуху Шапокляк, всегда ее срамил, превращая в аутсайдершу. Так что срамота, практически похмельная, у этих людей присутствует, и потому на первый план выдвигаются персонажи довольно специфические. Я уже говорил о феноменальной везучести Вячеслава Сомова. Мифический царь Мидас даже дерьмо умел превращать в золото, у Сомова, явно обделенного административными способностями, открылся на нынешнем поприще дар, еще более достойный мифов – любые свои управленческие косяки он умудряется превращать в тусклое золото партийного пиара. Договорились до звания . При том, что один такой проработал чуть больше года, другой полгода проходил в ИО. Потому комплимент звучит как вручение ордена Дурака. Тут не только логика «какой ни есть, а он родня» с дальнейшей отповедью инопартийной критиканше «сама намазана, прокурена». И не одно желание защитить «партийный проект». Просто пока есть свой лучший Шапокляк, его необходимо холить и лелеять, а то вот так сольют, кого тогда им объявят, не тебя ли? «Рожи-то у нас у всех…» Дмитрий Олейник легализовал само имя Шапокляк, когда предположил, что .
Я уже писал о проститутках, но это были . Между тем, проститутки встречаются не только в «Земском обозрении», но и в жизни. Имеется даже отдельный подотряд – проститутки политические. Сам фразеологизм восходит к В. И. Ленину – якобы Владимир Ильич так называл Л. Д. Троцкого. На самом деле, во всем огромном печатном наследии вождя этого словосочетания нет. Есть свидетельства, что в партийном обиходе начала XX века Ильич употреблял выражение нередко, но устно; для «ленинианы» его канонизировали Алексей Каплер и Михаил Ромм в фильме «Ленин в Октябре». Причем там ВИЛ называет так не Троцкого, а Каменева с Зиновьевым. Но к современности. П актуализовал ленинское выражение в саратовской тусовке. Во всяком случае, в применении к Виктору Константиновичу я его несколько раз встречал на местных форумах. И в связи с этим вспомнил одну подзабытую историю. В газете «Саратовские вести» от 14.10.2004 г. был опубликован материал Э. Н. Абросимова – нынешнего «спин-доктора» саратовской «Единой России» «Которые тут временные?», где автор пытался разоблачить вице-спикера Государственной Думы Вячеслава Володина за то, что последний двадцать лет назад вступил в КПСС. Я тогда написал в «Новых временах» заметку . Где не то чтобы защищал Володина (он в этом ни тогда, ни сейчас не нуждался и не нуждается), а скорее, исследовал методологию поиска компромата от Абросимова: когда находят не чернуху на кого-нибудь, а тщатся разыскать мозг в собственной заднице. Вот актуальное сегодня свидетельство из той моей статьи: «Александр Ландо, руководитель приемной депутата, не так давно собрал пресс-конференцию, в ходе которой заявил: против Вячеслава Володина губернаторским окружением ведется целенаправленная кампания в околоправительственной прессе, для чего создан чиновничье-журналистский «спецназ». «Роют землю» по всем направлениям, и даже сам Д. Ф. Аяцков велел передать Володину, будто главный компромат еще впереди. Александра Соломоновича успели полить грязью, хотя мало кто сомневался в достоверности его сообщений. Теперь они получили документальное подтверждение. Технология впечатляет. В. Лобанов, директор Центра документации новейшей истории Саратовской области, сообщает: «(...) через два дня (после звонка Абросимова. – А. К.) пришел корреспондент газеты «Саратовская панорама», потребовавший личное дело Володина и Халикова». На пресс-конференции под кодовым названием «о принцессе Ганноверской» тот же Александр Соломонович начал запальчиво утверждать, будто Абросимова тогда, в 2004-м, преследовали незаконно. Я тоже считаю, что незаконно, но почему Ландо прозрел только тогда, когда Эдуард Николаич нанялся на работу в ЕР? У меня ощущение, будто только у меня в этом городе сохранилась какая-то память, у остальных напрочь вынесло жесткий диск. Остались флешки, максимум на полгига. Теперь – в тему о политической проституции – приведу еще одну, довольно большую цитату из заметки «Роясь в окаменевшем». «Теперь по сути статьи Абросимова «Которые тут временные?». Воля ваша, но и в желании сделать хорошую карьеру, и во вступлении в КПСС в 1984 г. (именно это инкриминируется Володину) я сегодня ничего дурного не вижу. Социальная мобильность, ранняя карьера – это и ответственность, ставшая второй натурой, и большой жизненный опыт уже в молодости. Качества, без которых нет руководителя. А положительной или отрицательной будет роль такой личности в истории – зависит явно не от стремления продвинуться по жизненной лестнице уже в студенческие годы. КПСС в позднесоветские времена была не политической партией, но многомиллионной группой наиболее активных граждан страны. Сейчас их бы назвали средним классом. Вступление в партию не было демонстрацией политических взглядов (партия «левых идеалов» – пишет Абросимов, в применении к поздней КПСС – полная чушь), а скорее заявлением о социальных амбициях, претензией на равенство среди равных. Теперь подобным заявлением уместно считать создание собственного дела, выдвижение в муниципальные депутаты, да и просто составление резюме при попытке получить приличную работу. Разумеется, по-прежнему почиталась догма, но подавляющая часть населения тогдашнего СССР понимала, что окружающая реальность много шире догмы. Если этого сегодня не понимает Абросимов, остается удивляться, как он ориентируется в жизненном пространстве. Судя по всему, ориентируется. Значит – лукавит. Существовал, конечно, другой полюс общественной активности, но откуда парню из сельской провинции было знать о нонконформистах и диссидентах? Зато мы знаем, где теперь диссиденты, а главное – их идеи... Из Абросимова: «Немало людей подлинных убеждений и чести (а не банальных карьеристов) после краха структур КПСС продолжало работать, например, в той же КПРФ и других партиях «левого» толка». Пафос Э. Н. Абросимова здесь понятен. Каждое лыко в строку. Хоть с чертом, но против большевиков. А про подлинные убеждения и честь руководителей КПРФ сегодня известно, кажется, даже красным пенсионерам. Абросимов перечисляет, так сказать, вехи: КПСС, НДР, «Отечество», «перелет в «Единую Россию». Надо сказать, что в НДР Володина не было, а перелет в ЕР произошел вместе со всем «Отечеством». А вот у Дмитрия Аяцкова тоже была КПСС, «Реформы – Новый курс», НДР, «Единая Россия». Осуждать здесь Дмитрия Федоровича опять-таки не за что, но зачем рассматривать соломинку в чужом глазу?» Писал, признаю, я тогда так себе, можно было б и повеселее, но фактура с позиций сегодняшнего положения вещей куда занимательнее, чем даже тогда. Дело, собственно, не в том, что Абросимов тогда фактически обвинял в политпроституции Вячеслава Викторовича, а теперь – Маркова, в разных изводах партийного агитпропа. А, скажем, я, ни в случае Володина и Аяцкова, ни в истории с Марковым, не вижу ничего дурного. Фишка в другом. Для политика (в современном понимании политики) нет друзей и врагов, добра и зла, но есть интересы. Впрочем, и этот тренд – уже архаика. Интересы следовало бы сменить вопросом выживаемости. В этом отношении у Виктора Маркова просто не оставалось выбора. Выбора, естественно, в рамках той системы координат, где он много лет существовал. Кстати, на фоне многих других коллег он просто девственник. Ибо совершил один-единственный переход через Альпы – из либералов в эсеры. По мне, так и обсуждать нечего – розовые социалисты, задуманные как единороссы с человеческим лицом, но выросшие в инвалидов детства, ничем не хуже и не лучше промотавшихся, как ночной казиношник, либералов. Оба луя в одну цену. Другое дело, что везде есть свои приличные (пока без кавычек) люди. Однако именно такие политики делают историю. А состоит она не только из песка и глины, но и дерьма, как костел с ксёндзом в старом антикатолическом анекдотце. И ребятам-молодогвардейцам надо бы это запомнить. Чтобы, как минимум, критически относится к взрослым господам, которые в своей деятельности оперируют лишь одной из данных субстанций.
«Был бы ты лучше слесарь или какой-нибудь сварщик, в крайнем случае, милиционер, но только не барабанщик!» Этот псевдонародный хит поздних 50-х был реанимирован с выходом на «Мелодии» пластинки «Памяти Аркадия Северного», а затем уже наши рокеры перепевали Аркадия Дмитриевича. Смысл-то понятен – речь о крепких специальностях, настоящем куске хлеба в руках; квалифицированные пролетарии и – в меньшей степени – неквалифицированные менты противопоставлены отвлеченному артисту и шире – вообще интеллигенции. В октябрьском номере ОМ, магистральная тема которого – рынок труда, дефицит рабочих рук и бытие пролетариата в современных экономических условиях, много сказано о том, что гегемон никогда, по сути, таковым не являлся. Но рабочий класс уважали не только в агитпропе, и главное – он уважал себя сам. Много электродов с тех пор стали пеплом, много газа ушло в огонь, и если тогда это был смех – теперь, пожалуй, только грех. Многие тысячи дипломированных юристов, экономистов, менеджеров выбрасывает вузовским прибоем каждый год на рынок труда и, согласно даже официальной статистике, работу находит едва ли четверть из них. Барабанщики в куда большем дефиците. А на многокилометровый гаражный массив в Елшанке имеется один сварщик. График работы у него скользящий – две недели работает, две пьет. О чем раньше предупреждал заранее, а теперь – по умолчанию. Автомобилисты ведут свой график – записываются за пару-тройку месяцев вперед, интригуют, продают очередь, соблазняют мастера дорогими напитками, а новичкам, неосведомленным о причинах его исчезновения, говорят уважительно: «Пьет. У нас с этим строго». Но этот хотя бы живой, а вообще профессия уверенно дрейфует в сторону Красной Книги. Мне повезло – я знал много сварщиков, некоторые уже вряд ли живут на этом свете: возраст, образ жизни, вредность… Мне повезло вдвойне: я встречал такие уникумы, как сварщик-еврей и сварщик-женщина (капитальная дама, как сказал бы Швейк, еще внушительней ее делал защитный брезентовый вечный костюм, но звали ее, согласно пролетарским традициям, светло и легкомысленно – Светка). Надо сказать, модели профессионального поведения у разных «сварных» практически идентичны – они спесивы и высокомерны, знают, а то и завышают себе цену. Настоящий сварщик сроду не будет заботиться о такой ерунде, как наличие электродов или подвоз баллонов, но эстетическую сторону профессии блюдет строго – чрезвычайно принципиальны качество и внешний вид шва. Особо ценится умение варить в воде, под паром и в глубоко пьяном виде. Открывает сей ряд сквозной герой моих рассказов – Славян. Человек интересной судьбы – военный моряк и без пяти минут доктор, зэк и рыболов-охотник, вхожий во все провинциальные элитарные компании не только по причине высочайшего сварщицкого профессионализма. Славян был энциклопедией русской жизни, правда, немного в другом роде, чем «Евгений Онегин» – начав охотничий рассказ с ружья, он легко доходил не только до выстрела, но до порядков в дальневосточных лагерях и особенностей семейной жизни членов Политбюро. К тому же, был выдающимся афористом – множество его выражений в печатные тексты по понятным причинам не попадут, но в живом великорусском обрели жизнь вечную – наверное, не без моего участия. Благодаря Славяну я услышал лучший в жизни литературный комплимент – мне сказали, что Славян моей прозы, может, и не дотягивает до Чонкина и Жан Вальжана, но герой создан живой и эпический. Поразительно, но сегодня сварщики – Русь Уходящая. Уходя, они захватили с собой немало типажей из недавнего индустриального прошлого, и не только соседей по рабочей иерархии. Кто последний раз видел настоящего инженера, не главного, а настоящего – с рулонами чертежей и шахматной мыслью во взгляде под очками? А начальника участка, с карандашом за ухом, которой знает все лучше начальства и зовется Иван Иванычем? А печника? Да даже и каменщика, который живет в соседнем доме, а не в Молдавии… Еще поразительней, что все бури последних десятилетий по большому счету не затронули лишь один социальный типаж – старух. Они такие же. Я иногда думаю – ведь когда я был ребенком, этим пожилым дамам было около сорока – они служили, любили, веселились и проверяли уроки… А сейчас это старухи из моего детства – те же велюровые кацавейки и разговоры, платки и лавочки, внуки (изменившиеся) и семечки (тоже изменившиеся, потому что их продают в магазинах). На символическом уровне это довольно печальное для страны проявление закона сохранения материи. Материи, которую столько лет кромсали и соединяли исчезающие сварщики.
Молодогвардейцы попросили меня написать о журналистской продажности. А чего хочет саратовская МГЕР, того желает… ну, не Бог, конечно, но кто-то тоже большой и светлый. Так вот, категорически приветствуя своих юных заказчиков, с порога заявляю: я убежденный сторонник этой продажности. Понятие, конечно, относительное, но и я попробую обосновать, не особо теоретизируя и философствуя. Тут ведь, как в естественных науках, свои семейства, виды и даже подвиды. Реклама. Ну, это понятно. Вроде продаешь целлюлозно-бумажные полосы, а не вечную и бессмертную. Однако скажу дикую для либералов и адептов рынка вещь: реклама – если и не сигнализирует о продажности впрямую, то уж точно ограничивает вашу конституционную свободу слова. Даже единичный рекламодатель диктует определенную конъюнктуру, набор рекламодателей задает сумму векторов, существенно вашу журналистскую свободу ограничивающих. Джинса. Люблю с конца 70-х абстрактно, то есть на других, а с первых лично заработанных в школьные годы Rifle так и предметно. Особо меня трогает, когда во первых полосах газеты клеймят подлюгу чиновника N за бездарь и коррупцию, а на следующем развороте выясняется, как сердечный матерый человечище чиновник N оделяет детсадовскую самодеятельность конфетами и плюшевыми зайками. Уважаю: такая джинса свидетельствует как раз о почти безграничной свободе менеджеров издания – издатель им по барабану, и сам Николай Васильич не брат. У нас ошибочно принимают за джинсу постоянное лоббирование интересов издателя. Однако это называется не джинсой, а редакционной политикой. Когда ее слишком много – становится скучно. Бывает, и сам журналист, без ведома руководства, сшибет на стороне. Тоже приветствую. Задание выполнено, акценты правильные, проблема обозначена, путей решения, как всегда, нет… Какие претензии? Жилец тоже платит в ЖКО (ТСЖ, по-модному) какую-то абонплату, но и слесарь, заменивший смеситель, обязательно с жильца поимеет. Другое дело – намеренное журналистское вымогательство, но такого начальник ЖКО (ТСЖ, по-модному) и от слесаря не потерпит. Хуже, когда журналисту платить вовсе не за что, и когда понимают это и редакция, и персонажи материалов. Есть блоки. Это если наш знакомый чиновник N пожелает, чтобы про него даже не как про покойника, а про иудейского Бога – вообще ничего. Но чиновник N по обыкновению прижимист, а носителей хватает – не в этом, так в другом эфире узнает про себя много нового. Вообще, когда два таких коррупционера N сходятся в рукопашной и рейдерстве, то есть, в споре хозяйствующих субъектов, и апеллируют к СМИ – вообще грех не взять. Но и заказчик пошел хитрый – подсунет тебе детей, инвалидов, стариков и экологов; поскребешь – а там имущественный спор в полнобюджетный рост. Специфика работы такова, что скрести особо и некогда; на профессиональном жаргоне это называется «развести на слюнтявку». Каюсь, и меня разводили. Во всяком случае, приходилось слышать, как моя сентиментальность вкупе с идейностью помогала решать людям серьезные вопросы. Но чего теперь… Помог социально незащищенным, и ладно. Карма в порядке. Кстати, что касается меня, то выходит забавно: приветствую журналистскую продажность абстрактно, как джинсы на других. Грешен, разумеется, но грехи как-то вот почти не сказываются на личном благосостоянии. Наверное, имею право говорить о более-менее удачном менеджменте. Как говорится, всё в дом. Была такая борьба с Аяцковым. Это сейчас Дмитрия Федоровича вспоминают ностальгически, больше как яркую личность (что есть, то есть), а тогда… Поднимите социологию тех лет – она не врет, это не память человеческая. Создавались комитеты и фонды борьбы, народные фронты, и, что греха таить, мотивировали журналистов. Одним из первых – меня. Я, помню, отказался. Без пафоса, напротив, что-то сбивчиво пробормотал, смущаясь. Чему есть уважаемые свидетели. Тот же фонд учредил журналистскую премию. Мне намекнули, что мои заслуги на ниве борьбы, дескать, будут… ты из первых претендентов, тут уже не в потную ладошку, официально. Тоже отказался, и тоже имеются очевидцы. Ради симметрии еще расскажу: тогда же не пожелал принять какую-то от Дмитрия Федоровича медальку – опять не афишируя, не швырнув награду на ковер, а по телефону. Я, собственно, не героем здесь себя выставляю, а дурачком, и вообще, дают – бери… Голодный журналист – злой журналист, и не просто злой – на своих кидается. Это хорошо видно по партийной прессе. Мне вообще страшно нравятся люди, полагающие медийщиков самыми дурными людишками в мире. Я завидую социальной девственности этих полагающих. Они просто не знакомы с представителями других творческих профессий. Писателями или, скажем, актерами или бардами. Журналисты – публика, конечно, испорченная, но легкая, с чувством юмора, обаятельным цинизмом, огромным знанием жизни… Уберите все это и представьте тяжеловесность, непомерные амбиции, дикое самолюбование. Выйдет типичный провинциальный творец, спорный в самовыражении и невыносимый в быту. А центральную апологию журналистской продажности я приберег напоследок. Ведь продажность эта – своего рода символ жизненного успеха. Есть дом в Усть-Курдюме, положение в обществе, прокурор не беспокоит, а напротив, сам в баню приезжает, журналистам вон тебя заказали… Жизнь удалась. Всем удобно, приятно и комфортно. А кого не заказывают, тем, конечно, обидно. Нет, может, он и заслужил свое медийное, как выражается Сергей Утц, «говнецо», но понимает, что исключительно по заслугам, а не по уровню. Знает, подлец: на него у потенциальных заказчиков не встанет… то есть не поднимется рука. И выходит такой обиженный с неудавшейся жизнью на Театральную площадь, или в интернет, или в штаб «Молодой гвардии» и шумит с подвизгом: «Меня заказали! А-а, журналюги продажные! Скока вам за меня?! Приморю гадов! Я буду долго гнать велосипед!»… А сам, конечно, стреляет глазками – слышат ли дядьки и тетьки? Правильно ли понимают, что его заказали? Переглядываются ли: надо же, такой молодой, а уже заказали… Не занимайтесь самообманом. Это не приносит удовлетворения. Выход один: расти над собой. До определенного уровня. Тогда, возможно, начнут заказывать. Может это случиться даже раньше, чем дом в Усть-Курдюме.
В связи с , и припомнившимся кстати , заговорили о застое и маразме. Аналогию с коротким царствованием генсека К. У. Черненко вбросил я, имея на то известные основания. Во-первых, из всех моих советских лет я почему-то больше всего помню именно 1984-й (Ю. В. Андропов скончался в феврале того года, сменивший его К. У. Черненко тихо убрался в марте следующего). Во-вторых, после андроповского предчувствия… нет, не реформ, конечно, но эдакого предчувствия предчувствий, на место прогресса вернулся процесс, к бровям и дефектам речи добавилась дистиллированная номенклатурная седина, астматическое дыхание и отчетливый запах гниения. Еще процесс почему-то характеризовался беспрецедентными гонениями на рок-музыку, и без того пребывавшую в подполье, как будто власти, при всем их материализме, вознамерились отправить рокеров из андеграунда еще ниже, в ад. Появился список запрещенных рок-групп, зарубежных и наших, концертная деятельность прекратилась в принципе, редкие квартирники проходили в атмосфере тотального стрёма; именно тогда посадили культовых сегодня музыкантов – Алексея Романова из «Воскресенья» и екатеринбургского поэта и певца Александра Новикова. Вбросив аналогию, я и сам задумался о ее правомочности. Все-таки четверть века, 25 лет прошло – и каких! – полновесный сталинский четвертак. При этом я так и не решил для себя, в чью пользу сравнение. я точно не выхожу, у того строя и государства было и есть немало способных критиков. Я не из их числа – ни по масштабу, ни по убеждениям. Хотелось бы избежать банальностей вроде – тогда больше читали, сейчас больше считают. Или – сахар был слаще, а вода мокрее. Да, кубинский тростниковый сахар коричневатого оттенка был действительно слаще, но и сегодня такой можно встретить в продвинутых кофейнях. Минералку пили в целях, в основном, лечебных – при заболеваниях желудочного тракта и с похмелья; жажду утоляли из-под крана и никто особо не загонялся. Тем не менее: 1) Пророками года стали Джордж Оруэлл («1984») и диссидент Андрей Амальрик («Просуществует ли Советский Союз до 1984 года») и пророчества их, в общем, сбывались. Трудновато сейчас представить именитого писателя, взявшего ответственность хотя бы за 2020 год (Владимир Путин не в счет) и соответствующую дату на обложку. Сбывается один Экклезиаст, но это как везде и всегда. 2) Генсек тогда был живым полубогом. В классе моей сестры, когда учительница задала вопрос: «Дети, о ком в нашей стране больше всего заботятся партия, правительство и весь народ?», к доске вышел мальчик Саша Слободкин и сказал: «О Константине Устиновиче Черненко!». Педагог, хоть и шуганулась, но не заспорила, а дети приняли как должное. Так вот, генсека тогда почитали как живого полубога по всему Советскому Союзу и даже в границах Варшавского договора, а сегодня это делают только в Саратовской области. 3) Тогдашний список запрещенных рок-групп был своеобразным хит-парадом. И хотя невиннейшие «Альянс» и «Альфа» соседствовали там с «Аквариумом» и «Автоматическими удовлетворителями» (равно как «Dschinghis Khan» с «Pink Floyd», но тут уж ладно), составитель обнажал явные вкус и знание темы. Ежели сегодня за хит-парад от власти держать музыкальные чарты центральных каналов, это будет даже не сравнение в чью-то пользу, но затянувшийся в дурную бесконечность клип по мотивам анекдота «дотрахались до мышей». 4) Кстати, о трахе. Тогда девушек сначала принимали в комсомол, а потом трахали, теперь нередко лошадь ставят раком позади телеги. То есть партийно-номенклатурный блуд всегда наличествовал, но левых (в смысле, посторонних) барышень туда не принимали. Чтобы потом не платить за удовольствие постами директоров уездных телекомпаний или мандатами депутатов облдумы. 5) В 84-м наши не поехали на Олимпиаду в Лос-Анджелес – был такой яркий эпизод тускнеющей холодной войны. Теперь ездим всюду и на любые соревнования, но при нынешнем состоянии детского и подросткового спорта, я никак не пойму – откуда берут столько олимпийцев? 6) Тогда не было «Радио Шансон», а шансон был. 7) Милиционеров вообще не было много, а офицера милиции можно было встретить только в детской комнате милиции, что я иногда и делал. 8.) Слушал я тогда Высоцкого, отцовского Майлза Дэвиса, взятых у старших товарищей по секции Led Zeppellin, Юрия Лозу и «Зоопарк», в той же секции учился преферансу и курению. Недавно, в выходной, поймал себя за всеми этими занятиями одновременно. Даже стопочка дисков на моей вертушке повторяла тогдашнюю последовательность. Дворовый хулиган Валера Котельников, по кличке, натурально, Кот, поддавшись модным тенденциям, просил: «Лёха, запиши мне Лед Зиппёрпл!». Сейчас я почти уверен, что такая музыка и группа действительно есть. Ну, во всяком случае, была. 9) Тогда косили от армии, сбегая в психушки, а не в депутаты. Впрочем, случаи такие бывали довольно редки, и, если сопоставить с нынешним количеством мест в представительных органах власти, пропорция будет примерно равной. 10) Я не буду здесь про взлетающие ракеты, льющуюся сталь, оборонные ноу-хау, армию рабочих вместо ватаг гастарбайтеров – это и так ясно. Но застой застоем, а жизнь не стояла на месте и менялась от смерти к смерти. Когда скончался Л. И. Брежнев, общешкольное собрание имело место в актовом зале. Было торжественно, жутковато и душно. Не снеся напряжения, в обморок рухнул знаменосец Устин вместе со знаменем, будущий бас-гитарист и офицер, а также толстая Таня Бабенко из нашего класса (не знаю, кем она стала). Смерть Ю. В. Андропова отмечали уже в спортзале, и никто не упал. В следующий раз что-то такое привычно носилось в спертом школьном воздухе, и Слава Ларик, изгнанный с урока в рекреацию, вдруг засунул в дверной проем физиономию, по которой безошибочно угадывался будущий шнырь подшконочный, крикнув: – Черненко сдох! И страна стала другой.
Зрители программы ОМ попеняли мне на излишнюю мягкость, практически толстовство: в последней, дескать, передаче о Ларисе Абрамовой если и говориться, то либо хорошо, либо ничего. Оценка, отмечу, не моя – я бы сказал, что в моих комментариях по Абрамовой сейчас больше иронии, нежели раньше сарказма, и по понятным причинам. Да и куда значительней сегодняшней Ларисы Васильевны меня интересуют ее товарищи по классу, которые все эти годы слепыми виями позировали на фоне «Водоканала», пока авария не подняла им веки. Собственно, им и был адресован фрагмент из американского классика.
«Потом пришла целая ватага ребят, школьных товарищей Тома и Джо, и все, глядя через забор и понизив голос из уважения к погибшим, вспоминали, как Том сделал то-то и то-то — в последний раз, когда они видели его, — и что сказал Джо, причём в любом, самом незначительном слове им чудилось зловещее пророчество. Поднялся спор о том, кто в последний раз видел погибших живыми; многие приписывали эту печальную честь себе, причём слова их более или менее опровергались показаниями прочих свидетелей; когда же, наконец, было дознано, кто последний видел покойных и разговаривал с ними, эти счастливцы преисполнились важности, а все остальные глазели на них, разинув рты, и завидовали. Один бедный малый, не найдя ничего лучшего, объявил не без гордости: — А меня Том Сойер здорово отколотил как-то раз! Марк Твен, «Приключения Тома Сойера»
А по поводу моей нынешней позиции сошлюсь на авторитет депутата Государственной Думы РФ Николая Панкова. В интервью газете «Наша версия в Саратове» («Хотелось бы больше говорить о позитивных вещах», № 37 (212), 28.09 – 04.10.2009), Николай Васильевич сдержан в оценках и государственно мудр: «Но обсуждать сейчас действия Абрамовой было бы неправильно с моей стороны, потому что человек уже уволен. И если к ней были претензии, об этом надо было говорить раньше. Теперь же вешать на нее всех кошек – все равно, что бить лежачего. Тем более, речь идет о женщине. Если есть претензии, их надо рассматривать в законном порядке». В русской идиоме вообще-то «вешают собак», повешенные кошки явно прибежали к Николаю Васильевичу от Зигмунда Фрейда, а в остальном сказано замечательно. К Абрамовой и Панкову я еще вернусь, а пока отмечу, что интервью и в других посылах выдающееся. Великолепна драматургия и симметрия – есть два плохих журналиста и два хороших. Плохиши, соответственно, Денис Есипов и я, Кибальчиши – Роман Чуйченко (редактор саратовской вкладки в «Нашу Версию», по странному совпадению) и тоже Кибальчиш, хотя не совсем Мальчиш – Татьяна Никонова. Правда, критерий отделения агнцев от козлищ достаточно причудлив – чадолюбие. О Чуйченко: «Кроме того, он порядочный человек, хороший семьянин, у него трое детей». О Никоновой: «Татьяна еще и активный депутат Городской Думы и многодетная мать, при этом – молодая». Вот ведь и у меня есть дети, у Есипова, насколько я знаю, тоже, однако в журналистский «позитивный ключ» мы не попадаем. Может, дело в верности одной жене (мужу)? Тут не прохожу я и Никонова, но Есипов вполне может быть сопряжен с Чуйченко… Видимо, дело не в одном чадолюбии. Но что ж – насильно мил не будешь, хотя к Николаю Панкову я всегда относился с уважением и искренней человеческой симпатией. Теперь об Абрамовой. Еще раз не удержусь, процитирую Николая Васильевича: «И если к ней были претензии, об этом надо было говорить раньше». Разумеется, Николай Васильевич имеет полное право на эту скупую мужественность и государственную мудрость. И конечно, мы отлично помним, как депутат Панков бил во все колокола по поводу предкатастрофного состоянии водоканальской инфрастуктуры, неэффективного менеджмента МУППа, ставил под вопрос прозрачность расходования финансов на предприятии, привлекал специалистов, срывал голос, когда говорил о сбросе неочищенных отходов в Волгу… Мы никогда не забудем, как соратники Николая Васильевича по партии, возможно, сам Петр Витальевич, отчаявшись добиться реакции от местных властей и правоохранителей, писали первым лицам государства о «водоканальских» ужасах и безобразиях. И добились-таки ответов от заинтересованных федеральных ведомств аккурат за несколько дней до аварии на ВК-3. Нам не изменяет память – именно кто-то из молодых депутатских дарований, кажется, Наталья Линдигрин, первая рассказала о парикмахере Лукъянцевой, семейственности в «Водоканале», добывала разными причудливыми путями видео, на котором Абрамова делится с подчиненными собственным управленческим кредо: «Мало, что ли, мы здесь воруем… Не наворуем и на одно место депутатское!». А затем та же, кажется, Наталья, заинтересовала этим материалом федералов с НТВ и возила их на объекты, вступая в потасовки с водоканальскими охранниками. Никто не забыт… Похоже, именно Эдуарда Абросимова таскали по прокуратурам и милициям в связи с заявлениями Абрамовой (около десятка, стандартный набор – клевета, оскорбление, вмешательство в частную жизнь). Судебный процессы, как я слышал, продолжаются до сих пор. Кстати, вспомним и героев невидимого фронта – ведь, наверное, блогеров-молодогвардейцев пыталась присадить Абрамова за вывешенный на сайте ОМ собственный распорядок дня… Весь этот героический спецназ обвинялся Абрамовой в пособничестве рейдерам, получал анонимные угрозы и оскорбления в форумах, снисходительные в свой адрес ухмылки от сильных мира сего – ничего вы, ребята, не добьетесь, она непотопляема… Именно поэтому об аварии на «Водоканале» Николай Васильевич рассуждает даже меньше, чем о Колобродове с Есиповым. Имеет право.
Нынешние говорящие головы СГУ – а) бывший опер и бывший же журналист «Богатея». На обоих поприщах окружало его облако каких-то двусмысленных историй. На новом – пресс-секретаря ректора СГУ – впрочем, тоже. И - б) бывший активист раннедемократического движения, затем - «ловкий» адвокат, умеющая найти свой подход к носителям погон и мантий. Я, разумеется, не имею никаких претензий к биографиям этих персонажей, - просто констатирую таких вот ретрансляторов генеральной линии на фоне исхода из альма-матер ведущих профессоров. Я, похоже, . Когда в своих комментариях по поводу акции «Студенческой обороны» сказал, что «человек, похожий, на…» это и есть я. И, как Милицанер, из стихотворения Д. А. Пригова, ни от кого никуда не скрываюсь. Они-то, наверное, планировали долгие «кошки-мышки», якобы оставляя мне лазейку, надеясь припереть в угол после серии моих отнекиваний и заявлений о провокации. А я, сукин сын, быстро, без должных театральных эффектов, раскрыл свое инкогнито. Конечно, не оправдал надежд. Ну, и пошли в форумах новые поиски состава преступления. Сразу замечу – я намерен говорить только правду: во-первых, это в моих интересах, во-вторых, говорить ее привычно, легко и приятно. По поводу «руководства» акцией. Если бы я действительно ею руководил – имел бы очередной повод для гордости, но чего не было, того не было. Руководство предполагает разработку плана и сценариев, я же узнал в общих чертах об акции часа за два до ее начала, в деталях – минут за двадцать. Тогда же ознакомился с содержанием листовок. С лозунгами «Студобороны» - свобода слова и мнений, развитие отечественной науки, борьба с коррупцией – я солидарен. Когда прочитал статью Президента РФ Дмитрия Медведева «Россия, вперед!», обнаружил, что не только я. Кроме того, товарищи из ректората, только вам и по секрету – ни одной листовки я не наклеил, ведерка с клеем тащил, тряпочкой углы не равнял… Любопытно, что на брифинге в СГУ с текстом листовок никто не полемизировал. Их содержание вообще не затрагивалось. Из чего я делаю простенький вывод: администрация СГУ все, там изложенное, и так про себя знает. Более того, знает, что и другие знают. Нет темы для дискуссии. А вот по поводу памятника – действительно, моя инициатива. Притом, что никаких идей об «осквернении» и «вандализме», естественно, не присутствовало даже на уровне подсознания. Режьте меня, до сих пор признаков этих страшный деяний я не вижу. Мы не тревожили фактуру монумента и не писали на нем скверных слов. Могу сказать только о себе – жест с листовкой на памятнике для меня был и протестом в адрес чиновничьего псевдоправославия с пышными пирами во время кризисной чумы и клерикализацией образования; своего рода посланием просветителям о порядках в нынешней высшей школе, в частности, в СГУ. Хорошо, что послание дошло быстро. Пусть к другому адресату, но ведь не каждый получатель эпистол собирает по данному поводу брифинг, с мелодраматическим заламыванием рук, словесами, намеками и пр. Нагоняли жути – подобные процессы я наблюдал в средней школе на родительских собраниях в формате «ученики плюс папы с мамами». Еще в Советской Армии. Говорят, что-то подобное случается в местах заключения. Такие спецэффекты призваны скрыть логические нестыковки. Вроде повествования о татях в нощи, трусах и бандитах одновременно, постыдности деяния и вызове всем, всем, всем… Так вот, ребята из «Студообороны» и примкнувший к ним Шепиловым я, не досуговые объявления клеили, стыдится нам нечего. Безумства храбрых особого не было, но называть исполнение профессионального и гражданского долга трусостью – грешить против всякой логики. А что касается ночного времени… Так я и в дневное не стеснялся говорить администрации СГУ все, что о них думаю, соль же любой подобной акции не в процессе, а в результате. Переиграли они, конечно. Взять выступление г-жи Сергун – экая густая смесь из бюрократического волапюка и неоязыческих заклинаний! Поведение экзальтированных персонажей, готовых падать ниц посреди дороги, «молясь на копны и стога» (Есенин), еще никогда не было серьезным аргументом в споре. Я, Елена Леандровна, не худо знаю историю русского сектантства – она показывает, что определенный экстатический тип поведения с его готовностью поклоняться чему угодно, часто без должного повода, имеет мало общего с подлинным православием и настоящим религиозным чувством. В Оптиной Пустыни про паломников-неофитов, в дело и не в дело крестящихся, монахи говорят: «неистовому маханию беси радуются». Пережим всегда неискренен, и довольно об этом. Скажу, в чем г-жа Сергун, по-моему, искренна, где в подтексте у нее трепетно бьется живое чувство. Это когда она говорит о «кожаных креслах» и прочих приметах моей дневной красивой жизни. Ну, в кожаные кресла ее подсознание превратило унитазы и душевые кабины ректора Коссовича с сайта госзакупок. Ректор СГТУ Плеве в подобных обстоятельствах свои намерения дезавуировал, а Коссович у нас тот еще Брюс Уиллис крепкий орешек, его «Коммерсантом» не возьмешь… А в подтексте там следующий месседж в мой адрес: и не сидится тебе, дураку, в кожаном кресле! Вроде и человек известный, и много чего, наверное, у тебя есть… А было бы еще больше, кабы вовремя умел найти подход к нужным людям. Нет, суешь свою лысую башку, куда не просят, сам не живешь спокойно, и другим не даешь!.. Так что налицо не локальный скандальчик с листовками, а целая сшибка мировоззрений. Впрочем, здесь как раз ничего нового.
Дай Бог памяти вспомнить работы мои… Сергей Гандлевский
Памяти дал не Бог, а Конобеев, сущности эти совершенно не близки, думаю, даже полярны, но все равно спасибо. Вот так бывает – путешествуешь по Северной Африке, и помимо великолепных внешних впечатлений, живешь и безбедной внутренней жизнью. Читаешь предварительно собранные в ноутбук литературные деликатесы, вроде передач Петра Вайля на «Свободе», слушаешь новые альбомы Игги Попа и Ольги Арефьевой, не совсем еще сумасшедшего Колтрейна 50-х и раритетные записи Северного. А тут, оказывается, тебя не забывают, интересуются подробностями твоей трудовой биографии. Вот такой пресс-релиз получили некоторые наши коллеги и поспешили поделиться улыбкою своей.
На сайте журнала «Общественное мнение» был размещен материал, под названием , в котором говорится о возможной ликвидации МУПов и ГУПов и приводятся комментарии ЛДПР по данному вопросу. Этот материал является очередной, ставшей уже нам знакомой «колобродовшиной», которая характеризуется отсутствием объективной информации, в данном случае о наличии профильного образования у директора МУ «Градостроитель». Мы считаем, что уважающему журналисту следует узнавать такие вещи, прежде чем писать, потому что незнание, и порождает вот такую глупость. Мы же в свою очередь, после прочтения вот таких материалов, сомневаемся в профильном журналистском образовании самого г-на Колобродова, потому как по виду он больше похож на приемщика макулатуры, чем на уважаемого журналиста и редактора программы. Потому что из-за настоящих журналистов не выглядывают уши депутатов городского собрания, которые в юности, как и г-н Колобродов видимо, принимали стеклопосуду и занимались картежным шулерством и которым двойное гражданство не мешает избираться в городскую думу.
Пресс-служба СРО ПП ЛДПР
Александр Адольфович, я сто раз говорил, что не имею профильного журналистского образования, и, слава Богу, что не имею. «Чтобы убедиться в том, что Достоевский писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение? (…) Да я полагаю, что у него и удостоверения-то никакого не было! – Вы – не Достоевский, – сказала гражданка…» Я тоже не Достоевский. Но вернуться к руководству журналом «Общественное мнение» летом 2004 года меня лично попросил Вячеслав Володин, не без его участия я ранее оказался на телевидении, где первые шаги делал с подачи Антона Комарова и Дмитрия Петрова. Достаточным мой профессионализм не только для частных каналов, но для государственного ТВ в свое время полагал Андрей Россошанский. Журналистские награды и премии в разные годы мне и моим сотрудникам вручали Юрий Аксененко, Павел Ипатов, Генрих Боровик, руководство федерального ТВЦ, полпред Президента в ПФО Кириенко и другие. По-разному сложились их судьбы, но, полагаю, в журналистике все они много компетентней А. А. Конобеева. Я никогда не работал приемщиком макулатуры и стеклопосуды, не занимался картежным шулерством, хотя регулярно играю в преферанс – в чем, как и в макулатуре со стеклопосудой, не вижу ничего дурного. Кстати, откуда такая спесь у титульного либерал-демократа («Мы за бедных, мы за русских!») в отношении к пролетарским профессиям? Прям профессор Преображенский, а не народный трибун Конобеев… А работать я начал, Александр Адольфович, с 15 лет. И работал я, Александр Адольфович, грузчиком и слесарем-сантехником. Равно как и слесарем по ремонту и монтажу систем вентиляции. Стропальщиком и разнорабочим на стройке. Учеником газоэлектросварщика. Барменом. Рыл могилы и нес боевое дежурство. Когда жил в Оптиной Пустыни, занимался крестьянским трудом – ухаживал за огородами. Бывало… Трудовая биография получается какая-то усредненно-литературная («поколение дворников и сторожей»), но она настоящая, она моя собственная – сыну своему я такой, пожалуй, не желаю, но и своей никому не отдам. Конобеев приведенным релизом не ограничился и разослал следующий, снова минуя меня, и опять коллеги, аккурат в день журналистской солидарности, мне его переслали.
«Колобродовщина»
Саратов и область последнее время захлестнула так называемая «колобродовщина». Она характеризуется: продажными журналистами, продажными каналами и отсутствием объективной информации. Проституция – это торговля своим телом, а тогда как же назвать тех людей, которые торгуют морально и словесно, создавая от «себя любимого» так называемое «общественное мнение»?! Имя этому – «колобродовщина». Также отличительной чертой «колобродовщины» является отсутствие всякой этики и морали. Стоит только посмотреть, что говорится в передаче «Общественное мнение» в связи с инициативой ЛДПР восстановить храм Александра Невского на месте стадиона «Динамо» и сразу становится понятно, что сюжет заказной. По расценкам канала ТНТ стоимость такого 30 минутного сюжета порядка 1000000 рублей. Неужели главный редактор программы на свои деньги ведет борьбу с ЛДПР и проплачивает сюжеты из своего кармана? На г-на Колобродова можно смело подавать заявление в суд в связи с клеветой, потому что каждый его сюжет, каждая статья содержит непроверенные и необъективные данные. «Какой-нибудь малоискушённый наблюдатель, послушав Колобродова или прочитав его тексты, подумает, что это какой-то гигант международной политики, глыба, а не человек, человечище, томится тут в пыльной глухомани и с высоты всей своей нажитой мудрости наблюдает за жалкими потугами, не побоимся этого слова, «ножкодрыганьем» местной мелкопоместной боярщины» («Политдозор» №29, от 28 августа 2009 г.) Мы же в свою очередь, после прочтения и просмотра материалов г-на Колобродова, стали сомневаться в его профильном журналистском образовании, потому как по виду он больше похож на приемщика макулатуры, чем на уважаемого журналиста и редактора программы. Потому что из-за настоящих журналистов не выглядывают уши депутатов городского собрания, которые в юности, как и г-н Колобродов видимо, принимали стеклопосуду и занимались картежным шулерством и которым двойное гражданство не мешает избираться в городскую думу.
Эй, борец за чистоту рядов нашей профессии Конобеев, не бывает 30-минутных сюжетов. И таких расценок на саратовском ТВ нет, эти шесть нулей, видимо, сублимация собственных эротических грез Александра Адольфовича. А упомянутая вами тема в программе ОМ возникла для того, чтобы показать: Епархия и Владыка Лонгин не имеют ничего общего с вами и прочими ЛДПРовокаторами – переносчиками «Динамо» на «Спартак» и бюджетного бабла в собственные карманы… Ладно, какая тут может быть полемика… У Виктора Ерофеева есть известный рассказ «Жизнь с идиотом». Вот, видно, за грехи мои погрузил меня Господь в душно-абсурдистскую атмосферу этого произведения. Причем у «моих» идиотов даже симптоматика одинаковая. Все время на меня пишут. Лариса Абрамова – в правоохранительные органы. Наталья Линдингрин – губернатору. Александр Конобеев – пресс-релизы. Кстати, Александр Адольфович, вы там подачей в суд никак грозитесь? Подавайте уж скорей, а то дальше переписываться – больно жирно вам будет. А то получается, как в старом анекдоте: да вы всё обещаете…
Большое видится на расстоянии – это да, но и малое, стоит ненадолго отвлечься от игр наших скромных гигантов политико-медийного секса, приобретает свой подлинный масштаб. С одной стороны, вся охота на ведьм, любимое занятие нашей партийной и около того прессы, видятся, после недели отдыха, тараканьими бегами на блошином рынке в отдаленном регионе Лилипутии. С другой, целый «МК в Саратове» обвинил меня в манере «вступаться за корешей». Ну ясно, что в партийной медийке а, может, и в самой партии манера сия давно похерена и оставлена за очевидной нецелесообразностью. Но я человек консервативный и продолжу ей следовать, чего бы там не думал «МК в Саратове». Я насчитал три, сделанные словно под копирку, публикации по адресу Антона Комарова, руководителя телеканала ТНТ-Саратов. В «Нашей версии» им. Р.Ю. Чуйченко, на «Саринформе» и, естественно, в «Политдозоре». Смысл текстов предельно замутнен, но и ребенку ясно, что наехали. Поскольку подобные опусы в партпрессе рассчитаны десятка на три человек, а моя аудитория куда шире, придется дать некоторые объяснения. В журнале «Радиус» была заявлена новая рубрика – alcogol style. Вести ее, по задумке редакции, должен Антон. В компании с редактором саратовской версии «Радиуса» Борей Кулапиным, они приглашают в ресторан разных интересных людей и беседуют за кружкой пива. Обычная глянцевая практика. Первым гостем был президент Саратовской ТПП Максим Фатеев, и, по ходу разговора о семейных ценностях, Антон упомянул политиков Дмитрия Аяцкова и Вячеслава Володина. В самом невинном и даже положительном контексте, но ежели кто-то читает меж строк с установкой «принцессы не какают» и желанием докопаться, как пьяный до радио... «Вот как легко Антон Николаевич дал оценку всем сельским детям, по той или иной причине потерявшим своих отцов, обобщив их, по сути, в отдельную касту, приклеив ярлык голодавших и отчаянно стремящихся выжить. Куда же делись все благие порывы медиа-менеджера? Или подрос телерейтинг, а все остальное не важно?» («Саринформ», 17.08, , Анастасия Негожева; как говорила матушка Акакия Акакиевича – имена-то всё такие). Я, не без известного напряжения, понял все, кроме одного – отчего подрос телерейтинг? Видимо, само безоценочное (не ярлык, но констатация) слово «безотцовщина» признано ругательным, и нас на эзоповом языке наезда и шершавым языком саринформа просят к некоторым персонам его не применять. Нормальная установка на создание житийной литературы. Однако под силу ли это корявым перьям из вонючей кучки, которые способны даже в слове из трех букв потерять его природный смысл и попутно снабдить новым – неожиданным и пугающим… Написаны тексты (вернее, текст) чрезвычайно дурно, в лучших традициях известного медиапула – минимум фактуры при максимуме эмоций самого дешевого разбора и густом обилии авторских комплексов. (Хотелось бы верить, что – только авторских.) Весь набор, в котором особенно ароматны социальная и профессиональная зависть – «успешный медиа-менеджер» автор произносит прямо-таки на всхлипе. Теперь по фактуре, собранной по принципу «у самих револьверы найдутся». «Как и любой другой научно-исследовательский институт НИИ Юго-Востока переживал в 90-х свою реорганизацию. В результате которой через процедуру приватизации ведомственный детский сад «Юго-Востока» оказался в собственности Комарова Николая, а потом переделанный в коттедж, благополучно перешел к Антону». А где, собственно, документы, свидетельства, решение законодательного органа, если речь идет о приватизации, заявления в суд, наконец, фотографии этого храма Аполлона в Эфесе? Нету? Тогда почему я должен верить какой-то Анастасии Негожевой? Дальше совсем хорошо: «Говорят, что Антон Комаров продал долю умершего партнера по бизнесу Валерия Пономарева как свою. Ни его вдова, ни малолетние дочки не получили абсолютно ничего из того имущества, которым компаньоны владели совместно. Вот так и живет саратовская богема…» Тут как раз я понял только про богему и что «говорят»… Анастасия вообще имеет представление о законодательстве РФ (ФЗ «Об акционерных обществах»), юридическом сопровождении бизнеса, да и самой собственности, которой совместно владели Комаров и Пономарев? Я немного знал покойного Валерия Михайловича, он производил впечатление весьма серьезного и практичного человека. Все эти намеренно и с трудом нашмыганные на глаза слезы – явно не по его адресу. Анастасия, тут уже не «говорят», тут «слышала звон»… Но самое противное не в тексте, а в подтексте. Очевидно, сколь стремительно деградирует данный подотряд местной журналистики – о профессионализме, форме и стиле говорить давно не приходится; школьные сочинения «Евгений Онегин – лишний человек» написаны ярче и убедительней. Похоже, сам русский язык мстит анастасиям за надругательство над профессией, здравым смыслом и собственными личностями. Роман Чуйченко, насколько я помню, всегда смотрел на Антона снизу вверх. Знакомство еще по университету, совместные посиделки – все это, быть может, путешествующая в карете прошлого кээспэшная лирика. Когда после ухода Дмитрия Аяцкова из губернаторов, Роман остался без работы, но с определенной репутацией, именно Антон взял его главным редактором «Саринформа», который тогда создавал… Именно оттуда Чуйченко стартовал в Москву пресс-секретарем Вячеслава Володина. Пресс-секретарь приемной Вячеслава Викторовича в Саратове, Саша Уриевский, был своеобразным «сыном полка» т. н. «володинского пула» в начале нулевых. Именно Антон опекал Уриевского, он же и привел его на «Саринформ», где Саша, к удивлению многих, быстро выбился в руководители… В общем, как пишут в «Политдозоре» под дамскими псевдонимами, «и земля не перевернулась…» P. S. Я в отпуске, и, как говорит один мой знакомый глава администрации, «не всегда есть возможность войти в интернет». Так что с ответами читателям могу запаздывать.
Спрашивают про Наталью Линдигрин – устно, в форумах и по телефону. Понятно, что , а по августовскому времени на бесптичье и ОПа соловей, не говоря о молодых депутатских дарованиях. Но, как говорил персонаж классика, «со мной первый раз в жизни такое». Я не знаю, как комментировать Натальины эпистолы, тем более, что обращены они не ко мне, а к губернатору; не представляю, какая может быть рефлексия на этот мутный поток сознания.
Писать о чем не знаю, Но все же напишу.
Считайте, что я пользуюсь пиар-поводом для раскрутки сайта. На этом ресурсе, как сказано у Бабеля, я всегда имею в запасе свою пару слов. Немного истории. Наталья Линдигрин стала депутатом благодаря Владимиру Путину, а писателем открытых писем – благодаря . Решение Владимира Путина, тогда Президента Российской Федерации, возглавить партийный список «Единой России» на выборах в Госдуму 2007 года, полностью поменяло электоральный расклад и застигло врасплох многих, прежде всего саму партию власти. Как в центре, так и на местах, партийных иерархов и периферийных политтехнологов. Выборные списки ЕР, составленные и утвержденные до решения Владимира Владимировича, естественно, обрели куда большую проходимость, и такие деятели, как г-жа Линдигрин, внесенные во второй эшелон «до кучи», оказались в неожиданной и приятной близости от депутатских кресел. Евгений Ковалев выбыл из депутатов «в связи с переходом на другую работу», то бишь по причине общепонятной низкой активности в борьбе за линию партии в отдельно взятом регионе. Линия эта, как известно, давно сводится к борьбе с изредка реальными, чаще мнимыми оппонентами наших ЕР-иерархов, а также разоблачению разной степени случайных персонажей. Заподозренных в идейной либо хозяйственной ереси. Последняя в природе случается крайне редко, но у нас, по счастью для партийной пиар-обслуги, есть. Исход Ковалева из думы стал его главным достижением в политике. Он остался в истории живым примером и немым укором. Линдигрин, опускаясь в нагретое Ковалевым кресло, понимала, что теперь надо быстро-быстро перебирать ногами, дабы оправдать авансы, «оказанное вам высокое доверие» («Кавказская пленница»), остаться в обойме и пр. Основное содержание писем к губернатору – глупость, но интеллекта от Линдигрин не требовали; в известных обстоятельствах глупость не то, что города берет, но провоцирует шум в духе «то ли он украл, то ли у него украли». Однако для разговоров в подобном духе нужна артподдержка, и вот тут глупость скорей не мотор, но тормоз. Столбенеют даже соратники сей дамы в понятном тщании подыграть. Газета «Провинциальный телеграфъ» снабдила очередное послание Натальи весьма откровенной ремаркой «За содержание данного письма редакция ответственности не несет». В переводе на русский: мы, конечно, партийное СМИ, но не фиг еще и этот бред на нас вешать. Сегодняшний «МК в Саратове», некто Александр Шевырёв: «Более того, за Олейника вступился его «кореш» – известный телекомментатор Алексей Колобродов. Он не только открыто и, заметим, не по-мужски покуражился над честной девушкой…» Стоп. Во-первых, вступаться, по терминологии А. Шевырёва, за «кореша» – как раз по-мужски, да и вообще по-человечески, об этом и в Писании сказано. Во-вторых еще интереснее. Как же открыто и не по-мужски я мог покуражится над честной девушкой 29-ти лет? Я не Тинто Брасс и не маркиз де Сад, и моей испорченности тут явно недостает. А степень разнузданности воображения А. Шевырёва не рискую даже представить. «Ведь Колобродов тоже числился в рядах советников Ипатова с первых дней его губернаторства». Странно, почему я об этом ничего не знаю. Более того, в моей трудовой книжке ничего об этом не сказано. Да и не припомню, чтобы Павел Леонидович интересовался моими советами… Понятно, что Линдигрин (а вернее, уже ее советников, в смысле советчиков) интересуем не мы с Олейником, но сам губернатор. Причем, в соответствии со стратегией «докопаться, как пьяный до радио». Дерзайте, вот только результат будет в пользу бедных. Привязывать меня к губернатору и правительству – это как жаловаться в Политбюро на стихотворения Бродского и прозу Венички Ерофеева. Я сравниваю, натурально, не масштаб, а методологию. А уровень финансовой независимости нашего холдинга, думаю, широко известен в узких кругах. Я, как Вяземский, «пережил многое и многих», и, как говорит один мой знакомый, смотрите на табло. Ну, и главное. Уходящий в подтекст обращений мотив Линдигрин – зависть. Явление, смутно тревожащее Наталью и явно раздражающее партийных идеологов – степень свободы, которую могу себе позволить я, другие в той или иной степени независимые коллеги, да даже, в конце концов, форумные анонимы. Это не свобода швыряться грязью, а совершенно недоступные покой и воля говорить о действительно важных и нужных вещах, возможность вяло посмеиваться над маразмом, а в лучшем случае – просто его не замечать. Так самый привилегированный лагерный придурок (хлеборез или заведующий КВЧ) завидует самому последнему вольняшке.
У Геннадия Онищенко все получилось в соответствии с моими рекомендациями и методологией запретов в советской средней школе. Я говорил, что логичным продолжением борьбы с табакокурением станет мониторинг длины юбок, тесты на маникюр, косметику и пр. Так оно и вышло – Онищенко запретил российским школьникам поездки в Лондон, что легко перекрыло не только юбки и косметику, но, пожалуй, приближается к иезуитскому разрешению дискотек при включенном свете. Рассуждать о природе запрета, живя в России, – как дискутировать о плотности осадков в Лапландии: привычно и скучно. Все прекрасно осведомлены, почему начинается, и главное – чем заканчивается. И заманчиво разглядеть первопричину даже не в вечном мазохизме (шаг на грабли), но в некоем акробатическом мазохизме (прыжок на вилы) российских властей. Игорный бизнес платил государству налоги и участвовал в благотворительных программах. Последнее не всегда объяснялось неуголовной статьей «принуждение к спонсорству», скорее, явлением психологического порядка. Человек, эксплуатирующий одну из низменных страстей, нуждается в индульгенциях. Куда теперь пойдут налоги и благотворительные сборы уходящего в подполье бизнеса, сделалось ясно после расстрела Япончика. А также, в каком направлении будет развиваться уровень обеспечения безопасности как самих жертв азарта, так и новых (хорошо незабытых старых) пастырей этого дела. Казино, согласно вступившему в силу закону, прикрыли к 1 июля, Японец прибыл на родину менее чем через месяц. Предсказуемая оперативность. «Состояние Иванькова осложняется его возрастом – ему исполнилось 69 лет», – сетуют доктора. Тут не просто осложнение, а целый феномен – для российского вора в законе возраст Мафусаилов. Правда, Дед Хасан еще старше. И то верно: динозавры (во многих смыслах) вышли на берег. И оказались не привычной за последние годы силовой кровлей (чекисты-менты-прокурорские) и не кутаисскими «апельсинами». Любопытно, кстати, что в перестроченном кинематографе («Гений» Абдулова и пр.) образ старого российского вора (прототипы, по всей видимости – легендарные Бриллиант, Монгол etc.) доносил до публики великий Иннокентий Смоктуновский. Но больше всего в ролях этих Иннокентий Михайлович напоминал не отечественный аналог голливудских донов, а… Иосифа Александровича Бродского. Причем, осмелюсь предположить: Монгола с Бриллиантом Смоктуновский едва ли наблюдал, а вот образ поэта-лауреата был перед глазами. В этом, представляется мне, есть что-то глубокое и загадочное. Поэт как вор – старая спекулятивная концепция. Терц-Синявский выставил вором самого Пушкина, а почтенный структуралист Игорь Смирнов, рассуждая о преступной природе творчества, писал, что не будь у юного Иосифа попытки угона самолета и арестов, не было бы и Бродского. Все это в разной степени веселые попытки разыскать мозг в заднице. Однако. В одном из интервью, отвечая на вопрос Дмитрия Савицкого, что бы с ним было, останься он в России, Бродский ответил: в творческом плане, наверное, без изменений, а в бытовом… Ну посадили бы еще раз или два. Фатализм, вытекающий отнюдь не из диссидентской модели поведения, но прямиком из российского воровского закона. Еще один мемуарист вспоминает: ожидая второй посадки, Бродский просил ни в коем случае не хлопотать за него. Касаемо же Смоктуновского – Бродский, оказывается, про него знал. В диалогах с Соломоном Волковым упомянул эдак вскользь и небрежно: это как сравнивать Лоуренса Оливье со Смоктуновским… Хотя Смоктуновский еще ладно – с Кадочниковым… Рассуждая о природе запрета, я начал со школьников, а завершил ворами и великим национальным поэтом. Закономерность.
Сегодня как-то причудливо (белогорячечно?) сложились в июльском небе буковки с циферками, и возник медийный праздник. Со слезами на глазах. От нездорового смеха, поскольку душевное нездоровье, даже чужое, здоровых эмоций вызывать не может. , 29 лет, может быть прочитана с выражением по радио, пропета по телевидению – ну, как Доренко певал вирши про Лужкова, поставлена на малой сцене «Теремка». Но комментировать ее невозможно. Ибо на каких-то крайних своих стадиях вконец окрепший маразм становится заразным. А комментатор – инфицированным. Это, конечно, не просто «Плачет девочка в автомате». На эпидемиологическую фразеологию меня натолкнул пассаж в линдигриновской эпистоле про Ершовский район. Наталья, надо сказать, не лишена воображения. Куда там альтернативным краеведам вроде Перед нами босхианское полотно, где равно мелькают насекомые, исключенные из рядов типцовы, вирусы, санитары и даже сам губернатор (с большой буквы) пронесся шаманским глюком. Причем, от того, что мы почти ничего не знаем об И. Типцове и только догадываемся о серозном менингите, полотно становится еще масштабней. «Советник Губернатора – гаранта безопасности жителей – в издании, имеющем отношение к Губернатору, заявляет, что проверка в летний период работы детских аттракционов и пресечение деятельности аттракционов, работающих с нарушениями, – это способ «отпиариться». Сразу чувствуется дипломированный филолог, преподаватель по дипломной специальности, былой редактор газеты «Степной край» и телеведущая. Но и на старуху бывает проруха – все самое для меня интересное ушло в подтекст. «Издание, имеющее отношение к губернатору» – это мы, что ли? А какое отношение – прямое, косвенное или от слова «ноша»? И с каких это пор он-лайн версия журнала, не являющаяся по российскому законодательству СМИ, сделалась «изданием»? Но Линдигрин, увы, не самый яркий экземпляр в сегодняшнем перлодроме. Открываю «Провинциальный телеграфъ», статью «МУП «Черная дыра». Это надо цитировать: «Ранее он ( – А. К.) руководил штабом местных молодогвардейцев и являлся депутатом городской думы от «Единой России». Вот так, в прошедшем времени. Это что ж, Нестерова из гордумы вывели или из партии вычистили? Как в анекдоте: где Олега Кошевая? «– Официальная документация велась подозрительно, находят мысли о коррупции, – говорит Сергей Анатольевич». Где находят мысли о коррупции, Сергей Анатольевич? В капусте? Пикантно, хоть и очевидно. «Одна из самых новых бань в настоящее время есть только в Калининске». Еще: «Ее (муниципальную собственность – А. К.) всегда хотят захватить в частные руки. В нашем случае, в частности, кто-то создавал мнение, что бани не работают, и они городу не нужны. Финансово-промышленным группировкам было выгодно приобретать землю за копейки или мешать восстановлению бань». Автор этого шедевра косноязычия – Иван Тучин. Возвращаясь к началу блога, пропою – «да и на небе Тучин». Далее чудо-статья «Поражение Фейтлихера». Хороша фотография – А. С. Ландо с прифотошопленным ружьем и валенком красуется верхом на волчьем трупе (прифотошопленные глаза) с выражением на лице «птичку жалко». Но текст еще лучше. «Встав на «номер» (в засаду), важно первому увидеть зверя. Если же волк прежде заметит охотника, то попасть в него становится намного труднее. На стрелковой линии волчище внезапно появился у Юрия Зеленского. Увидев огромного лобастого зверя, Юрий Борисович не шевелился, дабы не стать тотчас замеченным им. Чудовищный хищник приблизился к нему на расстояние нескольких метров. Взглянул Зеленскому прямо в глаза, и тот опустил оружие. Воспользовавшись замешательством банкира, «серый» ушёл в сторону. Все уже было подумали, что охота сорвалась, как вдалеке, в самом маловероятном «углу», грянул выстрел. Когда туда подошли, то увидели Александра Соломоновича, картинно держащим ружьё на плече и несоразмерный его росту валенок на внушительной морде матерого волка. Убить волка зимой очень трудно, но добытый зверь становится бесспорным доказательством бесстрашия и самообладания стрелка». Заголовок сегодняшней статьи Эдуарда Абросимова на «Саринформе»: «Рашкин как взрыватель в мине против честного человека». Каждый пишет, как он слышит. А тут автор слышит, похоже, что-то вроде «Проверено, минет». Понятно, что у партийного руководства, как у товарища Сталина, других писателей для нас нет. Как в этих публицистических шедеврах выглядят сами вожди и герои – это их внутреннее дело, садо и мазо. Проблема в том, что обидно даже не за державу, а за русский язык. Хрестоматийно великий, могучий, правдивый, и, на минуточку, свободный.
Поскольку Лариса Васильевна дотрахалась до мышей – теперь засадить меня в тюрьму она пытается с помощью участкового из Октябрьского района. Это после . Участковому можно посочувствовать – похоже, против его воли у парня случилось путешествие из пушки на Луну. О прежних правоохранительных уровнях, куда попадали заявления Абрамовой, он слушает, как молодой послушник об ангельских чинах, и честно пытается вникнуть в механизм производства телепрограммы и ее трансляции в эфире. Правда, путает очередность этих процессов. В арбитражных же производствах (МУПП «Саратовводоканал» против ТНТ-Саратов, ООО «Общественное мнение плюс», Колобродова), как и во всем цивилизованном мире, имеет место обратный процесс – глобализации. Юристы «Водоканала» полемизируют с Козьмой Прутковым и пытаются объять необъятное. Сначала речь шла о нескольких фразах, якобы задевающих честь, достоинство и деловую репутацию юрлица, потом претензии появились к целым сюжетам, а сегодня они настаивают, будто вся программа ОМ затеяна ради нанесения морального урона «Водоканалу». Как можно нанести моральный урон юридическому лицу – многие недалекие люди, и я в том числе, до сих пор не понимают. Думаю, в этой логике следующими ответчиками станут мировые производители телевизионной аппаратуры. «Водоканал» рвется заказывать все новые экспертизы (а стоят они, собаки, дорого, причем у водоканальских юристов вызвала ступор, затем негодование моя реплика – почему саратовские налогоплательщики должны оплачивать научные интересы Абрамовой). Содержание вопросов к экспертам, преодолевая академический уровень, устремляется к опорным точкам мироздания. Судьи теряются – арбитражникам вообще все эти психолингвистические штудии параллельны, а тут еще приходится, впервые в жизни, ощущать себя в странной роли: где-то между телекритиком и санитаром. На самом деле, природа сползания к мышам из райотдела и воспарения к академическим высотам в арбитраже – одинакова. Тут не в «Водоканале», конечно, дело и не в Ларисе Васильевне, а в некоем занятном социопсихологическом парадоксе. Вот Палазник. В саратовской власти не так просто с отрицательными героями, как представляется на первый взгляд. Большая часть начальственной публики – ни рыба, ни мясо, люди без свойств. Не бегают в стае, но вяло передвигаются в ареале, где охотно теряется любой сезонный вожак. На этом фоне Андрей Николаич – явно выделяется из биомассы, не без бравады играя отрицательного героя. Я не знаю, какие мотивы у Палазника, когда он громко отказывается судиться с клеветниками и очернителями, то бишь с журналистами. Может, лень, может, нежелание тратиться на адвокатов, может, та самая бравада. Или, как всегда, все вместе. А еще – где-то на подсознательном уровне понимание того, что за активную вовлеченность в те процессы, которые коллега Абрамова обозначает грубо и лаконично («Воруем!»), надо платить. Нормальный такой ченч. Вы мне – материальные блага и выгоды, я вам – моральный износ. Обмен фольклорными клише. Я вам: собака лает, караван идет. Вы мне: Васька слушает, да ест. И удовлетворяющее всех: не мы такие, жизнь такая. Я не ставлю Палазника в пример Абрамовой (в качестве отрицательного героя ему уровня Ларисы Васильевны, боюсь, не достичь), а пытаюсь сравнить стратегии. Конечно, все это смешное занудство в отношении меня она объясняет рациональными причинами: пущай походит на суды и по ментам, понервничает, потратиться на адвокатов, потеряет время… Однако основной мотив, на мой взгляд, глубже. Для Ларисы Васильевны всё, ею свершаемое, не просто вне подозрений, но свято. Один откровенный имажинист сказал – даже вонь, производимая собственным организмом, не вызывает отвращения, а скорей, приятно щекочет обоняние. Но это физиология, а руководящий стиль Абрамовой – уже не самодурство, а феодальная дурь. (Распространенный тип русских помещиков, не пропускавших балов, заводивших крепостные театры, увлеченно наблюдавших за экзекуциями на конюшне. При этом хозяйством они совершенно не занимались). Стиль по-своему замечательный, логически завершенный. Смешной, но и опасный. Ибо служит примером не только безнаказанности, но и подражания. Абрамовой, получившей «Водоканал» в вотчину, пора подумать о дворянстве и гербе (присяга у них уже есть). С надписью «Свое говно не пахнет». Что-то подобное было – и не витиеватой кириллицей, а четкой латынью у римского императора, бравшего налог с общественных сортиров. Две без малого тысячи лет назад. Впрочем, глядя на таких персонажей, ни в какой прогресс не поверишь.
Есениноведы из «Земского обозрения» мучились целый месяц, как бы ответить мне на . Реплика была по поводу заметки некоего Евгения Голубя о Есенине – я писал, что автор, густо цитирующий воспоминания Августы Миклашевской, передергивает и приписывает мемуаристке слова, которых нет в первоисточнике. Признаю сегодня, что тема немного сложнее: Е. Голубь, возможно, не при чем – ну, перекатал первый попавшийся отрывок из Интернета, претендуя скорее на малый гонорар, нежели на новое слово в саратовском есениноведении. Бывает. Спустя месяц ответил мне в «Земском» писатель «Борис Орлов, г. Москва» – местных экспертов разоблачать «Колобродовский дилетантизм» (так называется его опус), наверное, не сыскалось. Вот характерные образцы стиля московского писателя: «Правда, настораживает многотемье «изречений», «а корень своеобразной экспертизы взял» и т. д. С ходу не определив этого литературного имени, я полез все в ту же сеть, нашел питерского поэта-мариниста Бориса Орлова – шишку в какой-то из тамошних писательских организаций; следов же моего столичного рецензента не обнаружилось. Я поиски бросил, вспомнив одно занятное место из мемуаров о. Михаила Ардова. Павел Нилин (автор знаменитых «Жестокости», «Испытательного срока») говорил, что очень любит читать газету «Литературная Россия». Там, дескать, берут интервью у Иванова, а тот заявляет: я учился литературному мастерству у Сидорова и буду продолжать у него учиться. А кто такие эти Иванов и Сидоров, равно как герой следующей статьи Петров – я знать не знаю, разводил руками старый писатель. Писатель Борис Орлов, г. Москва, утверждает, что весь разговор о Есенине я затеял, чтобы свести некие счеты с газетой «Земское обозрение» и показать свое липовое «превосходство» над ее авторами. Ответственно заявляю: чепуха. Возможно, было как раз наоборот: это у «земцев» случился праздник по поводу моего блога. По принципу «А меня Том Сойер однажды здорово поколотил!» К «ЗО» и ее авторам я совершенно равнодушен, с одним издателем вежливо раскланиваюсь, с другим – приятельствую, газету читаю весьма нерегулярно, и эмоций она во мне не вызывала никаких, кроме сдержанной брезгливости. Пока не появился там Есенин – которым давно и пристально интересуюсь, его жизнь и творчество подробно исследую (для себя, разумеется). В свою очередь у меня возникло подозрение, будто текст Орлова написан исключительно из-за невеликой моей персоны – чем я мог зацепить столичного писателя? Прямо теряюсь в догадках. Но тут и заголовок, и рецензия на телепрограмму ОМ и мою прозаическую книжку , и суждения о журнале и сайте, равно как и малоуспешные попытки задеть меня побольнее. Оценок не оспариваю – Б. Орлов в своем праве, поправлю лишь неточности. «Кому только от него (ну, т. е. от меня – А. К.) не достается. И губернатору, и простолюдину». Полная чушь – в части простолюдинов. Даже комментировать не буду. Студенток из дружественного Вьетнама, т. Орлов, в Осокине (рассказ «День Текстильщика») не трахали за полным отсутствием оных. Возможно, речь идет о живших в ПТУшных общагах девушках из дружественной Монголии (рассказ «Нерукотворный»). О пользе педерастии вроде б ничего в АГ нет; напротив, жители того же Осокина сражаются с ней, и весьма нетривиально (рассказ «День Текстильщика»). Равно как и с другими секс-извращениями (повесть «Как наши братья»). «Послушал выступление «общественного» редактора, прочитал сайт журнала и блоги журналистов, и создалось впечатление, что в Саратовской области живут одни выродки, сволочи, уроды и прочие политические с…, хозяйственные б…, социальные х…» – делится впечатлениями писатель Б. Орлов, г. Москва. Тут вспоминается маленький мальчик из хорошего фильма, хочется его чуть перефразировать: «Дядя Боря, вы дурак?» Но давайте все же о главном, о Есенине. 1. Е. Голубь, уважительно заверяет Орлов, «использовал (оч. точно – А. К.) : ранний – «Встречи с поэтом» (1960 года, на самом деле 1963 г. – А. К.) и более поздний – «Мы виноваты перед ним» (1970 года)». Да и, видать, по великой скромности Е. Голубь об этом умолчал, не указав источников. Я думаю, все было проще: Е. Голубь нашел в сети редакцию, которую Орлов называет «более поздней», а по поводу ее атрибутирования и библиографии совершенно не загонялся. 2. «Издания советского периода систематически подвергались цензуре, поэтому весьма сомнительны». Я и писал об этом, только вот зачем Орлов дважды попугаем повторяет процитированную фразу в одном абзаце – хотя это уже вопрос к корректорам «ЗО». Но сомнительность отнюдь не вытекает из цензурирования – нам бы с вами, т. Орлов, такой добросовестности и скрупулезности, какая водилась в советской науке при работе с источниками. Прямых фальсификаций тогда мало кто себе позволял, между тем, 80 процентов вышедшего о Есенине в постсоветский период – тенденциозная макулатура, мухлеж, тщание доказать, что жиды и коммунисты проглотили, как чуковский крокодил, солнце русской поэзии. В случае с «коммунистами» еще возможны вариации, в теме «жидов» – практически нет. Да, после 1989 г. появились ценнейшие и ранее известные лишь специалистам свидетельства – полный вариант записей о Есенине и дневников Галины Бениславской, мемуары Надежды Вольпин, записки друзей и собутыльников поэта С. Борисова и А. Сахарова, полный, кстати, Мариенгоф – где немало довольно неприглядного о личной жизни поэта, в т. ч. о его отношении к продажной любви. Но!! Мемуары Миклашевской и до Советской власти, и после нее в известных мне изданиях печатаются в варианте журнала «Дон» 1963 г. – он, похоже, был не только ранним, но и единственным. 3. А для меня весьма сомнительной (проще – глупой, неряшливой и тенденциозной) является . Она, кстати, у меня есть, и я этим страшно недоволен, поскольку В. Кузнецов принадлежит именно к подобному, имя ему легион, племени литературных мифотворцев, посвятивших труды и дни двум вопросам: а) Есенин самоубился не сам; б) Шолохов написал «Тихий Дон» тоже не сам. Умному достаточно оглавления: «ПОДРУГА С ЛУБЯНКИ», «ЛЖЕСВИДЕТЕЛИ», «ЧЕКИСТЫ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ», «РЕЖИССЕР КРОВАВОГО СПЕКТАКЛЯ», «ПРИКАЗ ОТДАЛ ТРОЦКИЙ», «УБИЙЦА». Да, держитесь за стулья, в книжке, которую В. Кузнецов десяток лет тискает под разными названиями, есть, на голубом глазу, исповедь убийцы Сергея Есенина. Он рассказывает, что убил Есенина по приказу, естественно, Троцкого, в компании, натурально, с Яковом Блюмкиным. Причем, познакомились они в 1917-м, когда «убийца» примкнул к меньшевикам, а Блюмкин был, как известно, левым эсером. При тогдашней политизированности и партийной полярности – звучит очень убедительно. Но это семечки: Троцкий с Есениным, оказывается, не поделили любовницу, но Лев Давидович был тогда, видать, в добром расположении: приказал «набить Есенину физиономию и кастрировать». А еще Есенин, точно установил Кузнецов, собирался бежать в Англию через Ленинград. Вот такого уровня экспертом бьет меня наповал писатель Борис Орлов, г. Москва. И то верно: тошнит задолго до ближнего боя. 4. Б. Орлов, разоблачая мой дилетантизм, игнорирует мои аргументы. Например: «Однако известный юрист и писатель Аркадий Ваксберг, сделавший Миклашевскую одной из героинь книги «Театральный детектив. Любовь и коварство», пишет: «К сожалению, продолжения мемуарных записей Августы не последовало…». То есть никаких других, бесцензурных, редакций не было». 5. Я, кстати, продолжу упорствовать в этом утверждении. На мой взгляд, фраза о проститутках попала в одну из редакций совершенно шулерским образом. Кто-то ее просто вписал. Во-первых, потому, что оба текста, которые Б. Орлов значительно именует «ранним» и «поздним», абсолютно идентичны. Хотел сказать, до последней запятой, но нет – действительно, есть отдельные разночтения в пунктуации, плюс знаменитая фраза, сказанная якобы Мариенгофом якобы Миклашевской. Так вот, представьте себе старую актрису 79-ти лет от роду, которая затевает новую редакцию давно опубликованных мемуаров, исключительно ради того, чтобы поправить одну фразу в прямой речи Мариенгофа, спустя почти 50 (!) лет после произнесения… Причем, Мариенгоф к тому времени мертв, Есенин канонизирован, а Миклашевская – член КПСС с 1943 года. Во-вторых, очевидно шулерская природа подмены вытекает даже из логико-стилистических связей в тексте. Выделю важные места. «Есенин спал, а я сидела возле него и плакала. Мариенгоф «утешал» меня: «Эх вы, гимназистка! Вообразили, что сможете его переделать! От вас он все равно побежит к проститутке!». Я понимала, что переделывать его ненужно». Как-то вяло здесь стыкуются «проститутка» с «переделкой». «Мариенгоф «утешал» меня: – Эх вы, гимназистка! Вообразили, что сможете его переделать! Это ему не нужно! Я понимала, что переделывать его не нужно!» Красоту не замажешь, а стиль не обманешь. P. S. Б. Орлов обзывает меня «дилетантом с познаниями из домашней библиотеки». Не вижу ничего дурного ни в «дилетанте», ни в «домашней библиотеке». Чего Б. Орлов так обрушился на нее, не знаете? Там у меня немало интересного. Скажем, редкий том первого посмертного собрания сочинений Есенина (1926 г.), еще с Троцким и Зиновьевым… P. S. S. «Читатель, зритель разбираться не станет, по колобродовским меркам они – быдло». А откуда столичному писателю с неведомым в Рунете именем, пристрастием к мусорным книжкам и слогом бухгалтера на пенсии это про меня известно? А? Напротив, я затеял эту бессмысленную, на мой взгляд, полемику исключительно из уважения к читателю и с целью разобраться. На есениноведов из «Земского» мне плевать. Наверное, последней истины читатель не установит, но степень серьезности нашего с Б. Орловым отношения к Есенину, уважения к его памяти, наверное, сумеет сравнить и оценить. Заранее ему спасибо.
Услышав по «Эху Москвы» о смерти Аксенова, я разослал печальную и пафосную смс, первым откликнулся Голицын, и мы, оба давно и почти непьющие, решили по рюмке за землю пухом Василию Палычу. Который изрядную часть своей нерядовой жизни был православным христианином. Мизера приходят парами, так было испокон веков, теперь парами начинают уходить великие, и это примета последнего, во многих смыслах, времени. Мартиролог 2008-2009 гг. разбухает, и если восьмой был високосным, то у девятого нет даже такого зыбкого оправдания. Самый упертый атеист задумается о последних временах, эсхатология становится модной и вовсе не теоретической наукой. Кстати, не назвать ли новый сайтик eschatologie.ru или там org? Так вот, о парах. Для меня, например, совершенно очевидно, что Александр Солженицын и Егор Летов, ушедшие с разницей в три месяца, были фигурами равновеликими, чрезвычайно схожими по способу мышления, темпераменту, общественной роли, сыгранной при больших группах русских людей и даже целых поколений. И по-настоящему понять каждого из них можно, только написав исследование в жанре двойного портрета. Возможно, когда-нибудь я это и сделаю; мысль об этом странном сближении преследовала меня еще при жизни обоих. Еще пара – Василий Аксенов и Майкл Джексон. У обоих были большие и небесталанные семьи, если поп-король еще в детстве сделался главной надеждой, а потом и надёжей своего негритянского рода, наш главный стиляга сам вошел в семейку эстрадных шестидесятников, и сразу стал в ней первым авторитетом. Псевдогусарская лжевенгерка Джексона легко рифмуется с джинсовой курткой Аксенова, из которой, сказал на юбилее кто-то из льстецов, вышла, как из «Шинели» Гоголя, вся современная русская проза. Обоих тянуло к групповщине пограничного толка – Майкл записывался с хором настоящих полицейских, Аксенов придумал «Метрополь». Почти совпадают даже даты создания главных шедевров – альбома «Thriller» и романа «Остров Крым». Певец, с его сериалом пластических операций и обретением белого цвета кожи, может считаться основоположником гламура в мировом масштабе. Писатель-стиляга, который ввел в русский устный слово «джинсы», а в письменный – «чувак» и лабавший в советских журналах на джазовой фене (читать невозможно), есть полновесный предтеча гламура отечественного. Куда там сегодняшним голубым сталкерам и белым лошадкам скорого российского апокалипсиса. Так можно продолжать еще долго, но все это, понятно, чепуха. Парадокс – я всегда полагал Аксенова одним из любимых авторов, немного этого стыдясь, но принимаю (с оговорками) едва ли четверть, им сделанного. Ранние, прославившие его, вещи, эти самые стиляжьи коллеги и звездные билеты, оставляют меня равнодушным. Пронзительно волнует лишь песенка из фильма «Коллеги» – «На меня надвигается / По реке битый лед», в смысле «Пароход белый-беленький», но она авторства не Василия Палыча, а Шпаликова. Всякие авангардистские железки и стальные птицы мне активно не близки, даром, что я бросал их на десятой странице, «Затоваренная бочкотара» нравилась, но вызывала ощущение замкнутого пространства и мышечного напряга. Американские вещи, ничего не сообщая моему страноведению, раздражали низкопоклонством перед Западом. Поздние кирпичи – от «Желтка яйца» до «Москва Ква-Ква» – я и в руки не брал, причины, полагаю, очевидны. Еще у Аксенова есть публицистика – антисоветская даже в 90-е, скулы сводило от странного микса априорного либерализма с консерватизмом вполне обывательского уровня, хотя последнее как раз понятно – даже стиляги возрасту покорны. А еще были у Василья Палыча стихи… Но это точно опустим. Меня, помню, ошеломил «Ожог», однако странное дело – я ни разу не захотел его перечитать и приобрести в вечное пользование; через годы остались вычурные имена героев, великолепно написанные джазовые сейшена и сцены колымского отрочества. Плюс погоняло одного из персонажей – Алик Неяркий, но это потому, что мы так прозвали астролога из нашей компании: Аликом его звали по имени, хотя был он Сашей, все остальное тоже более чем соответствовало. У Аксенова немало рассказов – хороших и разных, но припомнить хоть один в качестве эталона формы и жанра я тоже не могу. Зато, по моему мнению, «Остров Крым» – безусловный шедевр, и войдет в шорт-лист главных русских романов XX века. (Голицын сказал, что только первая сотня страниц). Может быть, и так, во всяком случае, я, перечитывая ОК, всегда с неохотой приближаюсь к финалу. Но это скорей в плюс писателю – финал трагический. В памфлете «Скажи Изюм» есть великолепные куски при никчемной растянутости и общей спекулятивности. Аксенов мог сделать роман из всего, тем паче из раздутой (с его активным участием) до неприличия истории с «Метрополем», но кто смел, тот и съел, остальные все равно ограничились вялыми, как сама затея, мемуарами. Я перечитываю «Московскую сагу» и даже ее люблю под сочувственное хихиканье. Поклонники Аксенова застенчиво числят эпопею по ведомству пародии… Но окститесь, какая пародия может быть о трех здоровенных томах? В третьем томе хорош Василий Сталин и спортсмены, описанные, как и кабаки, с одинаковой любовью… При всех ляпах, дурновкусии, ненависти к соввласти, Василий Палыч сказал в «Саге» много главного о вечных ценностях и данностях: семье, доме, дружбе, женщине и карме. Но ведь глубокая печаль моя совершенно иной природы: книги как раз остались, что же ушло? Говорят, эпоха, говорят, часть нашей жизни… Меня смущает не банальность, а то, что банальность нуждается в овеществлении, у каждого оно, конечно, свое. Первое мое послеармейское лето 1990 года, перестройка шумно, но у нас в провинции как-то и незаметно, переходит в табачные бунты, в великом дефиците овальные, без фильтра, «Прима» и «Астра», а были еще «Полет» и «Стрела». Зато пива в давно ставшем родным ларьке – залейся и нам без очереди, оно, «Жигулевское», янтарное и бархатистое, похоже на август, навсегда оставшийся в нашем старом дворе с красными хрущевками, ветхими уже тогда, турником и брусьями, (мы, пацанами, выкопали и сперли их со школьной спортплощадки), смородиной – она там вместо газонной травы… И мир в кармане, и жизнь впереди. Я держу в руках две книжки – «Остров Крым» и «Ожог», издания «Огонька», еще с цензурными купюрами (парадоксально, кстати, улучшавшими текст) которые снова взял погонять у моего друга и соперника Наркома. Он привез их из Москвы, где опять восстанавливался в МИСИ. Предмет соперничества – с рыжей гривкой, высокой грудью, попой в линялых джинсах и продвинутостью на уровне БГ, битлов и Гумилёва, накануне сказала: – У меня заиграли «Юность» с Аксеновым… Где бы взять, перечитать? Чуть позже она захипповала и свела меня с саратовской компанией, пропуском в которую тоже был Аксенов. Хотя меня приняли туда, скорее, за Майка Науменко и «Комитет охраны тепла». А предмет соперничества через несколько лет вышла замуж за Алика Неяркого. Не из «Ожога», а за нашего; впрочем, ненадолго. А я до сих пор здесь. А на творческом конкурсе в Литинституте ректор Сергей Есин (забытый ныне, но, слава Богу, живой прозаик), принимая меня, недовольно выговорил о влиянии Аксенова, похоже, так встречали все юные дарования, у кого в текстах обозначались пьянка, баба, рок-н-ролл (джаз) и модные лейблы. Видимо, влияния этого следовало стыдиться, но я остался к замечанию равнодушен – очарование Василия Палыча проходило, однако это было мое внутреннее, а не есинское дело. А пока обе книги в руке, и скорое свидание с предметом соперничества, и август, и Россия хрущевок и брусьев вокруг. Он и сам это описал в «Саге», ужасно себя любя, ностальгируя и жалея: юный провинциал Вася очарованным странником зябнет в имперской Москве 1952 года, и руки в карманах, и жизнь впереди.
Кто про что, а я опять о песнях. Н, кто-то заметил о «Волге, пронзительно ею воспетой». Скорее всего, имеется в виду песня Марка Фрадкина на стихи Льва Ошанина «Издалека долго течет река Волга». У меня нет никаких сомнений в масштабах личности Людмилы Георгиевны и достоинствах замечательной песни. Есть несколько соображений вслед. Зыкину давно, а сейчас тем более, называют символом России, и это еще раз великолепно иллюстрирует наше коллективное бессознательное – образ Родины как тетьки с выдающимися формами, учительской прической и глубоким грудным голосом. Я бы назвал великую певицу символом Советской России, а может и Руси Советской, по Есенину. И в этом нет ничего обидного: все-таки феномен Зыкиной слишком созвучен конкретной эпохе, пусть и с задеванием неких подпочвенных слоев. У Сергея Боровикова в книжке «В русском жанре» – тонкое замечание: о том, что слова этой песни не могли быть написаны волгарем, волжанином, поскольку в одной из строк Волгу называют просто «речкой». И то верно: кому из нас, саратовцев, придет в голову сказать: «пошли на речку», да даже и «на реку». Нет иных оборотов, кроме «был на Волге», «приехал с Волги» и т. д. Даже я, написав сегодня постинг на «Редколлегии», совершенно машинально, как Балаганов, отметил, что выходные провожу на Волге. Кстати, лет десять назад тот же Сергей Григорьевич пригласил нас с женой кататься на его лодке, был еще наш общий друг, ученый и замечательный писатель Борис Фаликов. Мы, сухопутные, прихватили всего бутылку водки, Борис тоже около того, и, Сергей Григорьевич, с оттенком жалости и презрения, сказал: ну-у… На Волге этого мало… Разумеется, оказался прав. …Я помнил литинститутские байки о Льве Ошанине, в силу того же интереса к советской песне, посмотрел его биографию и взялся оспаривать мэтра. Я сказал Боровикову, что Ошанин родом из Ярославля, а значит – с Волги. Сергей Григорьевич дал понять, что побит, но не то чтобы затаил некоторое хамство, а остался при своем мнении. И опять, разумеется, оказался прав. Так, как у нас, о Волге говорят в Самаре, Нижнем, Казани, Волгограде и Астрахани. Но вот я бывал в Твери, где, собственно, Волга начинается, и для тамошних жителей имя не так принципиально. Конечно, «речкой» ее не назовут, но и нашего волгоцентризма там нет. Предполагаю, что примерно такая же история в Ярославле и вообще верховьях. Но дело даже не в Ярославле, а в Ошанине. Персонаж характерный – от фронтовиков – видимо, отказывавших поэту в военных впечатлениях, пошла байка, будто песню «Эх, дороги!» Ошанин выиграл в карты. Однако фронт колоды не слаще – болезненный человек в очках с толстенными диоптриями, какие там карты! Сухопутный, а уж затем – ярославское происхождение. С этим образом Ошанина (диоптрии) хорошо вяжется эдакая андрогинность, бесполость знаменитой песни. Каноническим стало женское исполнение Зыкиной, но в свое время не менее известным был мужской вариант Марка Бернеса. Однако народ сам выбирает, что ему петь, без всяких урн, дебатов и бюллетеней. И уж этого-то выбора у него никто не отнимет.
Вот так не повезет, оскоромишься – и потом из головы нейдет, простым мытьем рук точно не обойтись. Не читал я долгое время газету «Земское обозрение» и прекрасно себе жил, так нет… Принес свежий нумер Крутов, зашелестел потом, перелистывая, Голицын, ну и я потянулся. От 17 июня сего года, под рубрикой «Наш архив», нечто под заголовком «Я никогда не мог жить без любви», с подзаголовком «(из личной жизни Сергея Есенина)». Автор – Евгений Голубь. Кто такой Евгений Голубь я не знаю и знать не хочу, да и никакой он не автор, поскольку обильно цитирует мемуар Августы Миклашевской «Встречи с Есениным», стихи из цикла «Любовь хулигана», посвященные той же Миклашевской, иногда удобряя текст кусками противной, натужно-пафосной отсебятины. Которая, опять же, пересказ Миклашевской своими словами. Августа Леонидовна (Гутя – называли ее друзья в есенинские времена) литератором не была и не претендовала быть, записывала, что помнила, ну и, как водится, немного сводили свои бабские счеты – с тем же Мариенгофом. А тут ее отредактировал Евгений Голубь. Сами судите, какой свежести есениноведение презентует нам «Земское обозрение». На мой вкус, затея еще худшего извода, чем передовица в мариупольской районке времен застоя, с грозным зачином «Мы в последний раз предупреждаем ядерных ковбоев Пентагона»… Но вся соль редактуры не в замысле, а в исполнении. Вот Миклашевская в редакции Голубя: «Есенин спал, а я сидела возле него и плакала. Мариенгоф «утешал» меня: «Эх вы, гимназистка! Вообразили, что сможете его переделать! От вас он все равно побежит к проститутке!». Я понимала, что переделывать его ненужно». Я пробежал сей пассаж и поразился: Есенин, вопреки поздней славе распутника и повесы, ходоком не был. Панически боялся случайных связей, дурных болезней, следовательно – проституток. Об этом пишут многие мемуаристы и заявляют исследователи. Да и Мариенгоф, знавший Есенина, как никто другой, говорить так не мог, даже с целью позлить Гутю. В его вполне откровенных – и ранних, и поздних – воспоминаниях о Есенине, «хулиганстве» и проч., нет ни намека на походы к девкам. Любопытно, что куда более целомудренные мемуаристы предыдущей эпохи открыто писали о бордельных пристрастиях А. П. Чехова, да и сам он в письмах не стеснялся. И кстати, во время платонического романа с Миклашевской у Есенина был вполне обыкновенный с Надеждой Вольпин… Вот Миклашевская в редакции Миклашевской: «Мариенгоф «утешал» меня: – Эх вы, гимназистка! Вообразили, что сможете его переделать! Это ему не нужно! Я понимала, что переделывать его не нужно!» Это том из моей домашней библиотеки «Воспоминания о Сергее Есенине» (М., 1965 г., под общей редакцией Ю. Прокушева). Воспоминания Миклашевской в сборнике напечатаны по тексту журнала «Дон», Ростов-на-Дону, 1963, № 2, февраль, это наиболее полная редакция ее мемуара. На момент выхода сборника Августа Леонидовна была еще жива (ум. в 1977 г.). Нет, понятно, советская власть, цензура, ханжество… Однако известный юрист и писатель Аркадий Ваксберг, сделавший Миклашевскую одной из героинь книги «Театральный детектив. Любовь и коварство», пишет: «К сожалению, продолжения мемуарных записей Августы не последовало…». То есть никаких других, бесцензурных, редакций не было. Так вот у меня один вопрос: зачем? Понятно, «Земское обозрение» позиционирует себя как еженедельник… хм, «патриотический», для которого Есенин – фигура чрезвычайно уместная, величины непомерной, о Русь, взмахни крылами! А, скажем, Мариенгоф – не глыба и не величина, фигура, уместная только для побивания плевками… Но, блядь, зачем? Поправлять самым ублюдочным способом мемуариста, приписывая дурные склонности своему кумиру? А нету логики. А ежели есть, то самая примитивная: прикоснуться к большому и оставить след грязной пятерни. Еще народная традиция «заземления» поэтов, от Баркова до Маяковского, вроде баек о том, что заразился сифилисом, не дожидаясь позора, самоубился с запиской в заднице, «жил грешно, помер смешно». Тьфу! Там, у Евгения Голубя, пишут в «Земском», еще и «окончание следует». Скоты.
С некоторым опозданием, но ведь весь календарь России – пушкинская годовщина. И не потому, что в стихах его, как в святцах, можно найти строки на каждый день. Пушкин не только открыл современный русский язык, но и выдумал всю национальную мифологию. Кстати. Об иерархах «Единой России», прочитавших пушкинские стихи к юбилею, . Причем Алексей Голицын, с его профессиональной политкорректностью, предпочел не упоминать, что наш знаменитый земляк и тоже виднейший единоноросс Вячеслав Володин в акции не отметился. Местные пикейные жилеты явно увидят здесь самые щедрые политподтексты. Я же думаю, причина неучастия Вячеслава Викторовича в пушкинско-единоросских чтениях куда прозаичней. Вернее, поэтичней. Просто, видимо, у ВВВ после лютая аллергия на поэзию вообще. Независимо от авторства: хоть Пушкина, хоть юного дарования из 6-го «б». Теперь подойду к Пушкину с другого конца. Какой смысл в учреждении комиссии, призванной карать фальсификаторов истории, думаю, никто не знает. Включая ее потенциальных членов. Может, только Президент знает. Ибо именно он, Президент… Да. Я знаю одно – «что бы это значило», как говорили в советской ТВ-программе «Вокруг смеха». Похоже, мы на пороге больших перемен в общественной жизни. Поскольку именно на таких порогах возникает в народе массовый интерес к истории – вспомните, как в начале 80-х прогремел Пикуль, в библиотеках на роман-газету с «Фаворитом» выстраивались очереди, а сейчас снова к Валентину Саввичу возрождается интерес. Множество поэтов и прозаиков взялись тогда ваять многотомные сериалы о Руси изначальной, в историю уходили даже такие разные, но одинаково актуальные для той эпохи авторы, как Юрий Трифонов и Юлиан Семенов… Если по чесноку, то первыми в списке фальсификаторов должны стать не Фоменки с Радзинскими, а национальные гении – Вильям Шекспир и Александр Пушкин. Шекспир сделал монстра, кровавое чудовище из Ричарда Глостера, герцога, потомка королевской династии Плантагенетов, более известного, как Ричард III. Залил кровью старую добрую Англию, узурпировал трон, передушил племянников, как цыплят, да еще и горбун – до кучи. Храбрый рыцарь, жесткий командир, аскет и вполне порядочный человек в быту, он действовал в рамках обычаев и нравов своего времени. В логике междоусобной войны Алой и Белой Розы, между династиями Ланкастеров и Йорков (Ричард был родственником последних). Племянников не обижал, на трон особо не стремился, а когда волею обстоятельств его занял, вернул Ланкастеров из Франции, из изгнания. В той английской заварухе победила, как водится, третья сила – Тюдоры, родственники Ланкастеров. Вот они и отплатили грозному горбуну за все хорошее. Томас Мор, чьей «Утопией» нас изводили в советской средней школе, был канцлером у Тюдоров – что-то вроде руководителя кремлевской администрации по-нашему и по-нынешнему. Натурально, соответствующую «Историю Ричарда III» он и сочинил. А уже его мемуары стали основой для знаменитой шекспировской драмы. Добавил свои пять копеек Ричарду как воплощению вселенского зла и Роберт Л. Стивенсон в «Черной стреле». Борис Годунов никак не был заинтересован в убийстве царевича Димитрия Угличского. Хотя бы потому, что Димитрий погиб в 1591 году, а царь Федор Иоаннович скончался в 1598-м, и на момент гибели сводного брата мог еще завести детей, развестись с Ириной Годуновой и взять молоденькую… Земский собор и патриарх Иов после смерти Федора могли бы призвать на царство Шуйских (Рюриковичей, кстати)… Да много еще чего, и каким бы политическим гроссмейстером Годунов не был, всех рисков не просчитаешь. Романовым после Смуты пиарить Годунова не было никакого резона, они тоже были новой молодой династией, всей легитимности – родство с Грозным по одной из жен, автоматом все родственники Иоанна Васильевича становились агнцами и невинными жертвами кровавого узурпатора. Романовы поработали с летописями, да и писателей того времени – ненавистников Годунова – еще жило достаточно, вроде Авраамия Палицына, которого Романовы, впрочем, сослали на Соловки. Пушкин навеки закрепил за Годуновым клеймо детоубийцы – «мальчики кровавые в глазах» и т. д. Вообще, Александр Сергеич-историк и Пушкин-литератор иногда будто незнакомы друг с другом. При том он всегда остается великим художником. В «Истории Пугачевского бунта» описание зверств казачьих ватаг с примкнувшими к ним ордами инородцев даны не просто натуралистично, но кинематографично – не Пазолини, так Балабанов. В «Капитанской дочке» же Пугачев вполне симпатичен, и не только потому, что помнит заячий тулупчик, милует Петрушу и даже устраивает его счастие. Тут и обаяние власти, и восхищение выдающимся народным типажом, и внимание к выбранной жизненной стратегии преступника, посягнувшего не на бабкин угол в вокзальной толчее, а на государственные основы… Даже любование беспределом («бессмысленный и беспощадный»), в котором можно разглядеть все признаки современного лагерного бунта… Пахан, который вершит свой суд и берет под крыло симпатичного интеллигентного фрайерка, на которого уже закусились коллеги-беспредельщики. Тут ведь целый последующий пласт – от зачина «Крестного отца» (где, впрочем, свои корни) до финала «Место встречи изменить нельзя». А фраза «Дубровский скрылся за границу»… Тоже ведь история, на сей раз недавняя, про олигархов. Словом, самый эффективный метод успешной фальсификации истории – ее мифологизация, через великую литературу. Метод, помимо всего прочего, универсальный, с набором простых законов и доступный не только пушкиным. Скажем, я с известным увлечением читал обрастающее ветками, лианами, сорной травой и мхами (и примкнувшего к ним Сергея Почечуева с мемуаром «Не могу молчать»), хотя понимал, что каждый из корреспондентов вольно или невольно – мифологизирует. Внимал равнодушно, пока речь шла о делах давно минувших дней или минувших недавно, но без моего участия. А тут Почечуев написал про людей, хорошо мне знакомых, перепутав все на свете, причем явно не по злому умыслу, а так… На отповедь он меня, однако, вынудил… Представляете, какого масштаба у нас руководители, если всю историю воспринимают, как нечто хорошо знакомое, родное, близкое? И даже Пушкин им не указ. Не говоря о Почечуеве.
Меня уже несколько лет неизменно восхищает один саратовский художник слова, звука и великолепного человеческого поведения. Зовут его Саша Блонский; он, в некотором роде, мой коллега. Но о журналисте Блонском я писать не буду: во-первых, по Довлатову, «он гинеколог, пошлостей ему и на работе хватает» (применяю здесь эту цитату и к себе, и к Александру), а во-вторых, к нашему общему делу он явно не относится как к главному делу жизни. Итак, чем меня восхищает Блонский: а) Двумя великими, без преувеличений, блюзами «Укради мне мечту» и «Про маленького негра». Я, так или иначе, еще буду их цитировать, а пока скажу, что обе песни, прозвучи они на столичных клубных площадках, да и сценах помасштабней, принесли бы автору немалый успех и – в перспективе – имя и связанные с ним деньги. Бабки, понятно, рок-н-ролльно невысокого уровня, но тем не менее. Красиво тут и важно, что Саня в Москву как бы не рвется, чем тоже меня восхищает, но тут уже смотри пункт: б) Доводилось видеть и, к сожалению слышать, мириады молодых рокеров, а то и просто притусованных неформалов, да даже и дураков постарше, чье нытье предсказуемо и по определению неисполнимо. Билеты бы, да гостиницу бы, да продюсера со знакомствами и возможностями, да полностью упакованную студию, мы бы ин Москоу поставили на уши, и даже от поклонниц бы не отбивались… Унылого репертуара чеховских трех сестер я от Саши никогда не слышал, более того, он ответил всем братьям-сестрам песней «17-й поезд, 4-й вагон». Она, натурально, про любовь и разлуку, но и про это тоже. Я Александра понимаю: музыка для него – источник вечного наслаждения, а удобней и комфортней наслаждаться на родине. в) Еще тем, например, что при, казалось бы, вполне устоявшемся ритм-энд-блюзовом саунде своего бэнда и заслуженном его успехе у публики не побоялся экспериментов и усилил группу саксофоном. Саксофонист Сергей Канаичев (Кабуччо, еще есть псевдоним-погоняло Сергей Сашин) не просто разнообразил блонский звук, но уверенно развернул его в сторону модного ныне алко-джаза. При этом фирменные хиты приобрели долгожданный и удачный апгрейд; совершенно по новому зазвучали вещи, ранее примыкавшие к Сашиному «акустическому» репертуару. г) Саша подкупает меня любовью к Аркадию Северному (которому, на минутку, в этом году исполнилось бы 70 лет, большого концерта памяти сделать пока не удалось, но фрагментарно, не без участия того же Блонского, получается) и вообще ретро-шансону. Не путать, естественно, с кучиноговицыными и прочей бутыркой-воровайкой. К последнему – занятный штрих: на традиционные просьбы бухих компаний о «Мурке» Саня отвечает Утесовым – классический муркин мотив, текст – непритязательная пасторальная лирика.
Солнце догорает, наступает вечер, А кругом зеленая весна. Вечер обещает радостную встречу Ласковую встречу у окна.
Занятно, что Утесов пел эту чепуху, потому что очень хотел петь «Мурку», Блонский поет Утесова, потому что «Мурку» петь не хочет. д) И раз уж заговорили о ретро. Не сомневаюсь, что Блонский с его голосом и, в моменты чумы и стёба – псевдоромансовыми интонациями – рано или поздно освоит цыганщину от столь почитаемых мною Козина, Лещенки и Морфесси. е) И раз уж заговорили о Северном. На одном из недавних совместных с Андреем Мизиновым выступлений Саня заметил, что лучше Петровича «Шарабан» в Саратове никто не поет. Валюнтаристски возвращаю комплимент: «Девушка в платье из ситца» (известная нашему поколению в исполнении Северного) от Блонского, да в электричестве, заставила бы самого Аркадия Дмитриевича завистливо облизнуться. ё) Меня восхищает уважуха, с которой Блонский относится к Мизинову, почитая Андрея за одного из крестных отцов саратовского рока – а понятие это намного обширней имен и звуков. Никаких ноток, как покровительства, так и насмешливого самоуничижения я в этом респекте не замечал. ж) У Блонского мощная база влияний – вне всяких сомнений, он когда-то естественным образом переночевал с черным свингом, Армстронгом, Каунтом Бейси. Роллинги, дорзы, криденс – это само собою, Саша лихо освоил, как ушлый чиновник социальные бабки, Ника Кейва и Тома, ясен перец, Уэйтса. В поэзии я как-то рискнул назвать Блонскому одного авторитета, и вот как это было. В «Мечте» есть строчки:
Укради мне мечту На погоны мои Надоело мне ждать Звездопада.
За бессонные ночи И сонные дни Хоть какая-то будет Награда.
У Владимира С. Высоцкого есть песня «Звезды»:
Нам говорили – нужна высота, И не жалеть патронов! Вот покатилась вторая звезда Вам на погоны.
И еще:
Звезд этих в небе, Как рыбы в прудах, Хватит на всех с лихвою. Если б не насмерть, Ходил бы тогда Тоже героем.
Я обратил внимание Блонского на случайную, интуитивную, казалось мне перекличку. На что Саша спокойно ответил: «Конечно, оно». То бишь, Блонский оказался не дитём словесных стихий с гипертрофированным, как опухоль, подсознанием и прозрениями, а прилежным заочным учеником песенного гуру. Это меня обрадовало: подобным вариантам я доверяю, надо сказать, куда больше. Кстати, манера общаться с аудиторией, словесного подмигивания-переклички, у Саши тоже от Владимира Семеныча, от его традиции квартирников с капустниками. з) Поэт Блонский – из символизма. Любопытно, что его малописание не от Галича с Высоцким, чья плодовитость ошеломляет, а иногда на нее досадуешь. В смысле «редко да метко», Блонский – прямой наследник Окуджавы, который тоже писал немного и периодами, замолкая на целые годы. В символистской системе координат важнейший элемент – цвет, по поводу чего у Блонского можно отыскать немало интересного. Тут нужно отступление, и это крошечное эссе я так и назову. О цвете у Блонского Сила его цветных образов такова: когда «Блонский бэнд» играет электрический концерт, у меня возникает ощущение, будто цвет накатывает на тебя волнами. Это даже не хорошо оснащенная дискотека 80-х с общим помешательством на цветомузыке, а нечто близкое инопланетному существу из мультика «Тайна третьей планеты», радикально менявшему окрас при любой свежей эмоции.
Укради мне мечту Голубую, как лед Или черную, Как чье-то сердце.
Укради мне мечту Золотую, как сон Или красную, Как чьи-то лица…
Дополнительная фишка в том, что даже прямо не окрашенные автором образы предстают маркими и жирными.
Купи мне, мама, маленького негра С картонным банджо в маленьких руках…
Я выбираю шоколадного Иисуса…(это Блонский перевел Уэйтса: Well it’s got to be a chocolate Jesus / Make me feel good inside.) Впрочем, цветовая энергия очевидна и в «негре» и в «шоколаде» (в последнем – даже без известных зоновских коннотаций). Блонский пишет триколором – красный, синий (голубой), черный (или коричневый, темный). Гамма эта не импрессионистская, а самая реалистическая. Но эффект – точный и пронзительный, ван-гоговский, я бы сказал. и) Песня «Граната»:
В окоп упала граната Прямо со мною рядом Я говорю гранате: «Слушай, взрываться не надо…»
при близком рассмотрении оказывается гимном не пацифизму, а пофигизму. В хорошем смысле. Когда за внешним юродством маячат куда более высокие ценности, чем «делай любовь, а не войну».
На парижских улицах Шум и безобразия – Снова революция, Ну, или почти…
А в селе Кустурица Для разнообразия Все решили в мире жить – Господи, прости…
й) Недавно Блонский восхитил меня умением погружать людей в ситуации из фильмов Бунюэля. Он пригласил нас на концерт в кафе у Ротонды. И это была география, а не название. Названия нет. Ну, скудное меню – это еще не Бунюэль, а вот его, меню, примерно половинное соответствие реальности – уже теплее. Не барский наш заказ принял мальчик-официант. Прилежно записал, хотя нагрузку эту выдержала бы не только юная, но и пораженная склерозом память. Через минут пятнадцать вместо заказа подошел другой мальчик и сказал, что готов принять заказ по новой, так как прежний мальчик исчез. Мы, набравшись ожидания, заговорили про общих знакомых, мелькнуло имя «Вера». Тут же перед нами возник хозяин кафе армянской обходительности и внешности, произнес извиняющимся тоном: «Первого у нас нет». Он перепутал «Веру» с первыми блюдами. А ничего, кстати, неплохая рифма. Затем образовался человек из непоправимо прошлой жизни, пьяный и временно, но сильно нетрудоспособный, с девушкой – брюки из дерматина, бланш под глазом, искусственная змея на шее. От дальнейшей эскалации сюрреализма спасло начало концерта. А он, как всегда, был замечательным. к) Я благодарен Блонскому за квартирник у меня два года назад, не менее благодарен и моим гуманным соседям: пели Блонский с Мизиновым и мы с ними, хором, до пяти утра. Была полная видеозапись на VHS, она, увы, пока считается утерянной, сгинула в архиве покойного Олега Котюхова, не успевшего ее оцифровать. л) Блонский не восхищает меня тем, что никак не может записать альбом, хотя материала у него на парочку, как минимум. Зато восхищает тем, что записал сингл, четыре песни, в одиночку все партии. На дне рождения Мизинова мы были, похоже, первыми слушателями. м) Блонский восхищает меня тем, что брать каменты на камеру приезжает, дыша легким амбре коньяка, доброжелательства и застенчивости – в нем до сих пор нет и признаков репортерской развязности. Я мог бы еще много написать о достоинствах Блонского, и букв русского алфавита хватило б, но мы договаривались не трогать работы и быта.
Писатель Роман Сенчин о литературе, протестном движении, необходимости разумного социализма и впечатлениях от Саратова
Автор: Антон Морван Комментарии (35)
11-03-13, 10:32
