«Мне непонятны писатели, которые поддерживают власть»

«Мне непонятны писатели, которые поддерживают власть»

В апреле Саратов посетил писатель Роман Сенчин. В день космонавтики он вместе с литературным критиком Андреем Рудалёвым принял участие в круглом столе с участием слушателей Центра коммуникационных технологий, а затем выступим в литературном кафе «Арт-Налёт». После завершения официальной части, мы устроили импровизированную «прогулку с писателями» по Саратову. Ходили не по традиционным экскурсионным маршрутам, а по городским задворкам — склону Соколовой горы, «поросшему» покосившимися избами, «индустриальному» продолжению набережной с заброшенными промзонами и стройками, окрестностям памятника борцам Революции 1905 года… Во время антропологической экспедиции мы, как и подобает таким мероприятиям, много говорили, «вдохновляясь» антуражами неприглядной саратовской изнанки. Литература, политика, протестное движение, религия… Разговоры эти легли в основу интервью Романа Сенчина «Общественному мнению».

— Роман, для начала расскажите о творческих планах. Над чем сегодня работаете, какие темы Вас наиболее сильно «цепляют»?

— Не так давно написал довольно большую повесть «Чего вы хотите?» Она вышла в несколько сокращенном варианте в третьем номере журнала «Дружба народов», вскоре обещается быть и книга. Повесть, грубо говоря, об общественно-политическом напряжении конца позапрошлого — первой половины прошлого года… Недавно вышла книга статей на ту же тему «Теплый год ледникового периода». Сейчас пишу рассказы в своем любимом ключе — ковыряюсь в мелочах повседневной жизни. Есть в планах и большая вещь, но раскрывать ее сюжет пока не буду. Ни строчки пока не написано, боюсь сглазить.

— Многие герои Ваших книг – «На чёрной лестнице», «Минус», «Лёд под ногами», «Тува» etc — люди если не на обочине жизни, то, как минимум затерянные на просторах Родины… Не секрет, что многие из них повторяют Вашу судьбу… Чью судьбу (имеется в виду литературных или исторических персонажей вне зависимости от авторов и эпох) хотели бы повторить Вы? Кто из них вам ближе и симпатичнее?

— Персонажи моих вещей живут в разных местах, находятся в разных слоях общества. Единственное, что их объединяет, это страдание от житейских проблем. Впрочем, это объединяет любого человека на Земле. Но мало кто из пишущих обращает внимание на то, куда утекает час за часом наша единственная жизнь… А про повторение судьбы… В мои сорок с лишним неловко, конечно, в этом признаваться, но когда-то хотел быть как Сид Вишес. Но, блин, вышло иначе. Хотя до восемнадцати лет двигался в том же направлении. А потом встал выбор — или сдаваться в армию, или превращаться в Вишеса по-настоящему. Я выбрал военкомат.

— Одна из Ваших последних повестей, про которую Вы рассказали в начале,— «Чего вы хотите?» — посвящена протестному сезону последних лет. Какова на Ваш взгляд сегодня должна быть роль писателя в обществе: быть отстранённым как бы наблюдателем, или активным участником коллективных действий, которые худо-бедно разворачиваются в нашей стране с конца 2011 года?

— Вообще мне непонятны писатели, которые поддерживают власть. В принципе непонятны. Они должны, обязаны быть радикалами. Хоть в левую сторону, хоть в правую. А вот согласные с положением дел, это нечто удивительное. Уходить в политику писателю, это, конечно, опасно, губительно, но он должен требовать изменений, стремиться к невозможному. Для меня в этом плане идеалом является Лев Толстой — он стремился изменить всю человеческую цивилизацию. Так или иначе, но любой писатель должен стремиться к чему-то такому.

— Верите ли Вы в то, что нынешний политический режим в России сможет повернуться лицом к обществу и, как модно ныне говорить, услышать сигналы снизу? Или же нас ждёт жёсткий и непредсказуемый сценарий развития ситуации, особенно если учитывать «Болотное дело» и раскручивающийся маховик репрессий?

— Власть слышит сигналы снизу и кое-что все-таки делает. Но это стратегически не спасает сползание России в пропасть, которое я ощущаю в последние годы очень сильно. Я думаю, что любой согласится, что при Путине жить получше, чем при Ельцине. Хотя возрождения России не происходит. Страна дряхлеет и внутренне разваливается. Как парализованный человек в кровати-колыбели. Причем в одну руку ему воткнули иглу капельницы, а в другую — иглу для откачивания крови. А спина гниет от пролежней…

Событие 6 мая на Болотной было провокацией власти. Я был там и видел, как провокация была реализована. Власти нужен был повод, чтобы начать открыто мочить оппозицию, и она его создала. И репрессии в таком вот вялотекущем режиме могут продолжаться много лет. Вряд ли, например, Навального или Удальцова реально посадят, но крутить их будут долго. Жалко рядовых оппозиционеров — вот их гнобят жестоко.

— Вам, как участнику протестных акций, наблюдающему массовую мобилизацию населения изнутри, каким видится будущее протестного движения? Какие политические силы Вы считаете наиболее близкими для себя?

— История редко дает возможность реально изменить ситуацию в стране. Особенно редки ситуации изменения снизу. Такой шанс был 10 декабря 2011 года на площади Революции в Москве. Оппозиция им не воспользовалась. А точнее, многие лидеры оппозиции, что называется, слили народный гнев с площади Революции на Болотную. Возле памятника Карлу Марксу нас осталось человек двести от силы. И в тот день мне лично стало понятно, что ничего серьезного не будет. Все последующие многотысячные шествия и митинги были безобидными, хотя в большинстве я участвовал. Но без веры в победу.

Сторонником какой-то определенной политической силы я себя не считаю. В любом случае, будет несправедливость, социальное расслоение, государственное насилие. Из всех возможных зол меньшее, на мой взгляд, это некий разумный социализм. Он существует де-факто в большинстве европейских стран, а у нас сейчас вместо дикого капитализма 90-х капитализм государственный. И, наверное, тот, что был в 90-е, как-то честнее.

— Поскольку Вы часто пишете о провинции, то не могу удержаться от вопроса о роли российской глубинки в изменении политической ситуации в стране. Будущее, условно говоря, рождается на столичных улицах, или всё же в голодной и нищей провинции?

— Социальный или национальный взрыв может произойти в любой точке страны. В маленьких городах типа Пикалева или Кондопоги такой взрыв погасить легче, чем в крупном. Народ у нас терпеливый, особенно в глубинке. Поэтому в плане изменения ситуации я на провинцию надеюсь слабо. Там самое маленькое улучшение воспринимают как великое благо, почти чудо. Если что-то произойдет, то, скорее всего, в Москве. Но в шествиях и маршах 2011 – 2012-го было очень много немосквичей.

— Сегодня стало модно говорить о религиозных темах, православие стало своего рода неофициальной идеологией, в думе рассматривается закон об оскорблении чувств верующих. Как Вы думаете, чем для режима является клерикализация общества — средством отвода глаз от насущных проблем, идеологической синтетикой под соусом национальной идеи или чем-то другим?

— Религия — опиум для народа. Чаще всего этот опиум удерживает народ от озверения, но все же, стратегически, он отупляет, медленно убивает… Я не хочу рассуждать о религии, скажу лишь, что, по моему мнению, общество может развиваться, преображаться и вне религиозной колеи. Нынешнему режиму, впрочем, как и любому государственному режиму, клерикализация нужна — она делает народ послушным, смирным… Я разделяю взгляды Льва Толстого, хотя толстовство очень быстро выродилось в сектантство.

— В Саратове Вы выступили на литературном вечере и перед студентами. Как Вам саратовская аудитория?

— По-моему, встречи прошли хорошо. Людей было не много, но пришедшие задавали интересные, острые вопросы. По сути, я против того, чтобы писатель часто был на людях, сидел в телевизоре. Общение должно происходить через книги. Но и быть неким виртуалом писателю тоже нельзя. Поэтому я стараюсь балансировать между тем и другим.

— Что можете сказать о нашем городе, особенно после общения со здешней публикой и небольшой антропологической экспедиции по индустриально-руинированным задворкам, по которым мы прошлись? Насколько на Ваш взгляд силён потенциал современного Саратова и его разнородной городской среды в части генерирования критической мысли?

— Саратов еще раз убедил меня в том, что Россия до сих пор не выбралась из девятнадцатого века. В вашем городе границы того времени и нынешнего очень четкие — на одной стороне улицы кривые избы, на другой — свежие многоэтажки, которые, впрочем, тоже некий прошлый век. Цивилизованный мир предпочитает жить в коттеджах, а у нас квартирная клетка — для многих, предел мечтания… Когда мы гуляли по «частному сектору», я заглядывал за заборы, искал огороды. Нет, там крошечные дворы, а за ними другие развалюхи. Настоящий «шанхай» с поправкой на суровые зимы. Тут нечего говорить о прелести жизни на земле, о любви к земле. Люди живут так из-за невозможности купить квартиру. И надежды, что их переселят в квартиры или же дадут хотя бы шесть соток для строительства – по-моему, мало. Впрочем, то что я увидел в Саратове, свойственно почти каждому российскому городу, имеющую более чем столетнюю историю.

Про потенциал Саратова говорить сложно. Знаю, что у вас в городе сильна литература, в том числе и литературная критика; есть гражданские активисты, интересные публицисты. Нужно ценить мыслящих или хотя бы размышляющих людей, поддерживать их, создавать атмосферу для их существования. В Саратове я лично такую атмосферу почувствовал.

беседовал Антон Морван