20 лет – на одной ноге!

20 лет – на одной ноге!

Светлой памяти безвременно ушедших Кати Трениной и Лёни Крючкова посвящаю

Этим рассказом я подвожу своеобразный итог своей двадцатилетней музыкально-партизанской деятельности.

В течение всего этого времени я пытался реализовать себя в первую очередь на данном поприще.

В целом моя судьба музыканта-любителя характерна для многих и многих моих соратников, так и не сумевших в силу разных причин выйти на профессиональный уровень. Мы навсегда остались дилетантами, что имело и свои минусы, и свои плюсы. На музыкальные эксперименты было потрачено много времени и сил. Наши успехи были скромны, слава – призрачна. Тем не менее, я с благодарностью вспоминаю это время, время моей молодости. Она не прошла напрасно, хотя многое из задуманного или совсем не сбылось, или сбылось, но не так, как этого хотелось.

Мне все время приходилось стоять пред выбором: иметь ли дело с музыкально талантливыми сумасбродами или терпеливо тянуть лямку с профессионалами-бездарями, делать ли шедевральную музыку, пусть и недостаточно хорошо, но все-таки делать – или «лабать» профессионально сработанный «серяк». Я предпочел первый вариант. И считаю, что поступил правильно, не войдя в состав «The admiral’s lame dog» в 1994 году и в танц-оркестр «для тех, кому за 30» десятью годами позже.

Это повествование можно назвать историческим. В нем я попытаюсь проследить определенные этапы своего творческого пути, по возможности, не пропуская ни одного мало-мальски значимого проекта, в котором мне довелось участвовать.

Да, кстати, почему «20 лет – на одной ноге»?

Да потому что продолжалось все это 20 лет – с 1991 по 2011 год, а поскольку я был флейтист, то по заложенной Яном Андерсоном (фронтмэн Джетро Талл) доброй традиции пришлось на время забыть о существовании левой ноги…

Итак, мы начинаем…

АК сотоварищи

(октябрь 1991 – март 1994)

Моя карьера музыканта-любителя началась в октябре 1991 года после встречи с Алексеем Кирилловым (Диди Стружкиным, АК) и людьми, которые играли с ним в то время. Встреча произошла на автобусной остановке где-то в районе Маркса.

После возвращения из рядов СА я какое-то время работал на заводе, потом поступил в СЮИ им. Д.И. Курского. По тогдашней традиции нас отправили в колхоз, чтобы мы там малость познакомились друг с другом, сдружились, а заодно – и за урожай поборолись. Время от времени нас отпускали домой – греться. Когда я в очередной раз был отпущен домой, произошла эта встреча. Вне всякого сомнения, она была судьбоносной. Алексей и его люди имели очень необычный вид – в своих темно-синих высоких войлочных шапочках они казались дочерним вариантом «Пинк Флойд». Музицировать они стали прямо на остановке и, надо признаться, делали они это очень отвязно. Одной из вещей была не то «Let it be», не то «Mishel». Поскольку кроме меня и этих людей на остановке больше никого не было, я немножечко подпел, так как шибко любил в то время творчество «Тхе Беатлез». Подпел я, разумеется, ерундово, но Алексей решил, что я – их человек, и поэтому подошел знакомиться. Из разговора выяснилось, что у меня дома на шкафу валяется флейта, оставшаяся от музыкальной школы, а им как раз требуется такой инструмент. Я думал, что все закончится банальным фактом купли-продажи медяшки, но потом оказалось, что вместе с инструментом Алексей хотел привлечь в свой коллектив и меня.

В его составе тогда были Катя Тренина, Игорь Лапкин и человек по имени «Guadeamus». Впрочем, как выяснилось, последний был случайным гостем, и больше я его в своей жизни никогда не встречал.

Первое наше совместное выступление состоялось в конце октября 1991 года в кочегарке у Мурата (был такой дирижер). Перед этим я позвонил Алексею, и он попросил меня прийти с инструментом к «Гран-Мишелю», где одно время показывали элитарное зарубежное кино. Там теперь располагается один из корпусов нашей академии. Я пришел, и мы сразу пошли непонятно куда, по пути обрастая странным народом. По пути следования эти люди устраивали акции хеппенингового типа. Например, настежь распахивали дверь кафе и устраивали бурные «аплодики» тамошним посетителям. Быстро темнело, мы все шли и шли, орущая полупьяная толпа пугала редких прохожих и транспорт. Мне все больше хотелось потихонечку от них отстать и незаметно уйти. Я постепенно начал смещаться в конец колонны, но тут мы пришли в кочегарку Мурата. Там мы совместно помузицировали, причем благодарные слушатели чуть ли не хором горланили песни Алексея. Кстати, каждый мог поучаствовать в сейшене не только вокально, но и инструментально. У Игоря Лапкина был целый мешок, набитый так называемыми прибамбасами. Человек, ощутивший творческий экстаз, мог подойти и выбрать себе из этого мешка какой-нибудь свисток или трещотку и, так сказать, внести посильный вклад в общее дело. Словом, обстановка была на редкость радостная и дружественная. Поскольку репетиций никаких не было, то, что я тогда выдавал на-гора, было «вдохновенным лажанием». Иногда получалось неплохо. После концерта я оч-сильно подумал и решил, что общение с этим контингентом можно продолжить.

Я не буду детально останавливаться на перипетиях моего музыкального развития в рамках данного коллектива. Скажу только, что, на мой взгляд, у Алексея лучше всего получалось играть в дуэте с Катей Трениной, которая была покладиста по характеру, что немаловажно, поскольку диди-диктаторство надо было как-то терпеть; и, во-вторых, Катя была, по нашим понятиям, мульти-инструменталистом – она играла на баяне, на гитаре, на блок-флейте, и еще у нее был своеобразный голос.

Огромной проблемой этого коллектива было администрирование. Большими коллективами Алексей по-настоящему управлять не мог. Глобальный принцип, в соответствии с которым развивалась тема очередной композиции, а именно «все инструменты должны звучать все время», разумеется, не мог заменить тщательно продуманную аранжировку. Поэтому, когда ситуация в очередной раз грозила выйти из-под контроля, Алексей кричал: «У меня нет денег, чтобы нанять аранжировщика!». Но даже если бы мне расписали мою партию, то и в этом случае я не смог принести пользы коллективу, так как не играл по нотам. Я был «слухачем» и играл только «на слух».

Серьезной подготовки к очередному выступлению, как правило, не было. То есть были встречи репетиционного характера, но на них мы играли одно, а на сейшене очень часто – что-то совсем другое. Кроме того, у Алексея была привычка устраивать так называемые «альтернативные сейшена». Как правило, на таком «альтернативном сейшене» мы играли неплохо, а вот на основном, который случался где-то через полчаса, уже никудышно. С огромным трудом нам с Катей в апреле 1993 года удалось уговорить Алексея выступить с тщательно отрепетированной программой. Алексей, надо отдать ему должное, продумал программу досконально. Номера были тщательно отобраны, шли они друг за другом в порядке жесткой очереди. В программу были включены как старые, так и новые вещи. Авторство новых вещей принадлежало как самому Алексею, так и Кате Трениной. Одну вещь, «Королевскую охоту», мы сочинили с Катей вдвоем на так называемой предрепетиции, так как на основную репетицию наш вождь опаздывал в среднем на полчаса (непосредственно на концерте Алексей почему-то назвал эту вещь кантатой, причем классической).

До этого мы с Катей сочинили «Змеиную музыку». Разумеется, к змеям эта музыка никакого отношения не имела. Это была отрихтованная импровизация Кати, которую она наиграла во время запуска воздушного змея в июне 1992 года. Если быть точнее, это было нечто ниноротообразное. Кажется, эта вещь тоже есть в записи.

Репетиции шли очень интенсивно, и была надежда, что мы сможем, наконец, представить материал достойно. Однако за два дня до концерта случился пресловутый «альтернативный сейшен». По сути, это была генеральная репетиция, но, играя для четырех знакомых людей, мы, очевидно, перестарались и выплеснули те силы, которые, по идее, надо было поберечь для основного выступления. В общем, получилось как у неопытного спортсмена – все силы выложили на тренировке, а на соревнование сил не хватило. Это, кстати, очень заметно на записи «Последнего сейшена», который, как было сказано, состоялся в конце апреля 1993 года.

Я не буду давать детальный разбор представленного материала – вы это при желании сделаете сами. Скажу только, что в мае того же года мы втроем – то есть Алексей, Катя и я – ездили на съемки телепередачи «Возьмите у меня интервью» в Москву. Сейчас эта передача называется «Минута славы». Главными героями передачи были пацифисты-геростраты, этакие непризнанные столичные гении, которые, правда, вели себя тихо-мирно и до поры, до времени ничего не хотели разрушать. После съемки мы вернулись в Саратов, где Катю подрядили подыграть на празднике «славянской письменности». Она опаздывала на это мероприятие и, не оценив ситуации, побежала через дорогу. Из-за поворота вывернул троллейбус и сбил ее. Образовавшаяся гематома сдавила ей мозг. Катя в парализованном состоянии провела около 9 месяцев, у нее начался отек легких, и в феврале 1994 года она скончалась. Потеря Кати оказалась невосполнимой. Весной того же года я ушел в проект Лёни Крючкова и Антона Воеводина, в котором пробыл где-то до октября 1994 года. В работе было восемь вещей, самыми сильными были «Государева почта» Антона и сочиненная Лёней музыка на пушкинский текст «Пир во время чумы», которая была гораздо сильнее варианта, использованного Михаилом Швейцером в фильме «Маленькие трагедии». По большому счету, да и по малому, из этого проекта ничего не получилось. Хотя материал мы делали очень интересный – инспирированный БГ русский арт-фолк-рок. От этого времени у меня сохранились две вещи – забойный «Танец» Лёни и лирическая «Подожди меня» моего собственного сочинения. Последняя вещь была моей музыкальной реакцией на уход Кати и творческий разрыв с Алексеем Кирилловым.

Алексей, несомненно, был гением авторской песни первой половины 90-х годов. Не побоюсь назвать его нашим саратовским Фрэнком Заппой, потому что, как и его тогдашний кумир, Алексей в рамках своего коллектива фактически создал лабораторию неформатной авторской песни. Вообще – он был не чужд экспериментаторства, да и нас подвигал к этому, используя приемы, характерные для джаза, блюза, рока, поп-музыки, а также применяя технику потока сознания при написании текстов. Самым, пожалуй, уникальным музыкантом в его окружении был некто Психоделик, который буквально потрясал всех исполнением битловской «Yesterday», да ищ на фанфаре, да ищ без мундштука.

ПроTheлит

(октябрь 1994 – февраль 1997)

Состав (на 10.12.1994 г.): Антон Демидов – вокал, гитара; Костя Щедрин – клавишные, гитара, перкуссия, бэк-вокал; Дмитрий «Чип» Акимов – барабаны, гитара, вокал; я – флейта, голос.

Изменения (1995 г.): - «Чип»; + Сергей Савин – бас-гитара; Андрей Кожевников – гитара, бэк-вокал, саксофон.

Следующая важная эпоха моей музыкальной деятельности связана с группой «ПроThелит» – вообще и с именем Антона Демидова – в частности. Антон Демидов появился на горизонте где-то в феврале 1993 года. С подачи Кати Трениной он был привлечен в коллектив Алексея Кириллова в качестве перкуссиониста-барабанщика, и мы даже выступили очередным инкредибл-стринг-бэндовским составом в сентябре 1993 года в областной научной универсальной библиотеке. После этого он вышел из состава группы АК. Я помог ему в этом, поскольку считал, что АК пытается совместить несовместимое. Я знал, что Антон сочиняет песни, слышал их, восторгался ими и поэтому был убежден, что место Антона не за ударными, а впереди всех – с гитарой у микрофона.

Первая наша совместная работа с Антоном состоялась 20 января 1994 года, когда я заявился к нему в Глебовраг с магнитофоном, и мы наиграли 45-минутный импровизационный концерт. После за чайком произошел разговор по поводу создания группы. Он был «за».

Весной 1994 года образовался первый состав под названием «Эскиз». Кроме нас с Антоном, в него вошли Света Мыльникова, она же Потаня, и Дима Рябцев, он же Голин. В таком составе группа просуществовала около месяца. С Потаней пришлось расстаться, потому что Антон считал, что место дам не в группе, а около. Дима Рябцев ушел сам, так как Антон популярно всем объяснил, что «на кухне не место двум поварам». Иными словами, Антон утвердил свое лидерство в проекте и показал, что не будет работать над материалом, сочиненным не им самим. Для меня он пару раз сделал в дальнейшем исключение, на первых порах. Проект под названием «ПроThелит» начал формироваться осенью 1994 года. На этом этапе в него входило четверо музыкантов: Антон Демидов – акустическая ритм-гитара, вокал; я – флейта; Костя Щедрин – гитара, перкуссия; Дмитрий Акимов «Чип» – ударные, гитара, вокал.

Первое выступление нового коллектива состоялось 10 декабря 1994 года в монтажном техникуме. Оно было на грани срыва, потому что Чип уехал в СПб, откуда к вечеру 10 декабря еле-еле успел вернуться. По улице он разгуливал по последней питерской моде – без шапки и в офицерской шинели без погон. Антон к началу выступления был пьян, во время исполнения промахивался мимо аккордов и рвал струны. Впрочем, я иного и не ожидал. Первый блин должен быть комом.

В январе 1995 года мы попытались записать альбом. Действо развернулось в «кульке». Хорошо удалось записать народно-хипповую «По Миссисипи плывет пирога…» и пару вещей Чипа. Чип, как выяснилось, уже на этом этапе вынашивал идею создания своего проекта, что он, собственно говоря, и осуществил. Проект получил название «Черная курица». Поскольку дела в «ПроThелите» всю дорогу шли ни шатко ни валко, мы с Костей время от времени выступали и записывались в рамках «Черной курицы». Всего раза три или четыре. «Черную курицу» я помню, прежде всего, по тому совершенно грандиозному успеху, который имело каждое ее выступление. В ресторане «Москва», например, после сета нам бесплатно наливали водки и вообще – чуть ли не на руках носили поклонники русского рока, хотя мне лично эта музыка как не ндравилась, так и не ндравится до сих пор.

Между тем в «ПроThелите» произошли определенные изменения. Вместо выбывшего окончательно Чипа появились бас-гитарист Сергей Савин и ритм-гитарист Андрей Кожевников. Это было на редкость ценное приобретение, потому что они были ребята небесталанные и старательные, а уход Чипа послужил проекту только на пользу – барабанщик он был так себе. Именно в этом составе состоялось эпохальное выступление «ПроThелит» 26 мая 1995 года в Доме молодежи на Б. Казачьей. Эпохальным оно было по двум причинам. Во-первых, оно было, пожалуй, одним из лучших за всю карьеру коллектива, во-вторых, Андрюша Кожевников написал о нем в областной газете «Коммунист» (ныне – «Саратовские вести»). После этого, правда, Антошу Демидова пробил банальный «звездняк», и «ПроThелит» постепенно покатился вниз по наклонной. Я пытался остановить этот процесс, организовал еще пару выступлений, запись на студии у Владимира Хомутова, где, кстати, весьма прилично, на мой взгляд, удалось записать демидовскую вещь «Сказка больного поэта», но все было напрасно. Окончательно мои надежды попробовать удержать «ПроThелит» на плаву разбило решение Антона переключиться на электрическую гитару. Мало того, что нам теперь хочешь-не хочешь, а надо было искать ударника. Случилась беда похуже. Антон одним махом перевел себя из когорты лучших, изобретательнейших ритм-гитаристов города в самый конец унылой очереди гитаристов-«электриков». Надо было всерьез овладевать этим очень и очень непростым инструментом. Антон же занимался буффонадой – играл шариком – и выделывал на гитаре всякие прочие фокусы, рассчитанные на неопытных барышень.

Не радовали меня и перемены музыкальной ориентации – если в самом начале ориентирами для нас были «Джетро Талл», «Дорз» и «Кинг кримзон», то теперь мы штамповали, по сути, вторичное «жевалово», подделываясь под «Чайф» и «Квачей». Антону перед этим кто-то сказал, что «ПроThелит» – это группа с морщинкой на лбу. Судя по всему, Антона это задело, и он эту «морщинку» попытался искоренить самым решительным образом.

Я был окончательно вбит из привычной колеи, моим соло уже не находилось места в рамках новой концепции. Кстати, ярким примером произошедших, увы, нерадостных перемен стала песня «Охрипший поклонник подвального эха», которую мы мучили где-то с полгода. Такой измены начальным протhелитовским принципам я не простил бы не только какому-то там Антону Демидову, но и самому Джими Хендриксу.

Плюс к этому возникли проблемы чисто исполнительского характера. Во время игры на сцене Антон начал слишком часто сбиваться, и не мудрено – на гитаре играть надо, а не дурака валять! – поэтому зимой 1997 года выступления «ПроThелит», и без того сырые, стали представлять собой один сплошной «спотыкач». В феврале 1997 года после одного из самых провальных выступлений, которое имело место быть в кафе «Парус», ныне – магазин автозапчастей «Би-Би», я принял решение покинуть проект. Об этом я уведомил Костю и Сергея. Антону, который к этому времени начал демонстративно садится ко мне спиной, я, разумеется, ничего не сказал.

Крушение «ПроThелит» стало крушением моих надежд на создание популярного в хипповых кругах проекта, способного качественно делать неформатную музыку. К великому несчастью, в этом проекте оказалось слишком много джимов моррисонов (больше половины участников проекта любило в самый неподходящий момент надраться в зюзю).

Единственная, как я уже сказал выше, приличная студийная запись этого проекта – демидовская песня «Сказка больного поэта», сделанная весной 1996 года на студии Владимира Хомутова. В записи этой вещи принимала участие Потаня – на блок-флейте.

Полуприличная запись («Признаки жизни/ЮАР») была сделана в студии Андрея Сынкина для проекта под названием «Хоровод» в том же 1996 году и с подачи Олега Евдокимова какое-то время занимала лидирующие позиции в его собственном хит-параде на местном радио.

Тим Северин

(декабрь 1997 – июнь 2000)

Состав: Костя Щедрин – гитара, клавишные, перкуссия, вокал; я – флейта, вокал; веснами 1998 и 1999 годов к нам на непродолжительное время присоединялся Саша Яхонтов – гитара, вокал.

«Тим Северин» был первым и, наверное, последним ансамблем, в котором мой песенный материал занимал лидирующие позиции. Разумеется, это обстоятельство грело мне сердце. Однако реальные результаты оказались, в общем-то, весьма и весьма скромными. Мы по всем параметрам уступали предыдущему проекту, который, как вы помните, назывался «ПроThелит». По нашим подсчетам – то, что мы делали с Костей, составляло 2/5 от реального потенциала «ПроThелит».

В марте 1998 года мы, будучи на тот момент «триом», стали лауреатами-дипломантами областного фестиваля-конкурса авторской песни, к моему несказанному удивлению. Впрочем, все разъяснилось очень просто – у организаторов оказалось много «бабла», и они награждали вообще всех, кто мало-мальски умел играть на инструментах и еще при этом худай-бердай пел. А вещью, которую мы тогда исполняли, был «Напрасен бег».

Декабрь 1997-декабрь 1998 – самое счастливое время в карьере «Тим Северин», мы записали на студии ряд неплохих, на мой взгляд, вещей. Например, у Владимира Хомутова были записаны «Катя» (посвященная памяти Кати Трениной), «Бог проснулся», «Мария» и блокбастер с участием Саши Яхонтова (вокал, ритм-гитара) «Мемфис». На студии ГТРК «Саратов» летом 1998 года были записаны самые наши романтические вещи – «Гель» и «Кларабелла». Мне потом говорили, что такие вещи под стать «Ивасям», но на самом деле я сочинил их под влиянием «Битлз». 13 декабря 1998 года состоялось наше живое выступление по радио, инспирированное Сашей Яхонтовым, там мы среди прочего материала единственный раз исполнили вещь а-ля регги под названием «Жил Петя», про любимые сигареты Петра I и про печальный результат курения оных, приведший к династическому кризису.

Успех проекта у публики на живых выступлениях был всегда умеренный, это, кстати, заметно по записи нашего выступления в рок-клубе «Варьете» – аплодисменты в нашу честь слышатся весьма жиденькие. Это была моя промашка – надо было вовремя понять, что, по сути, мы делаем неформатную авторскую песню, и не лезть с этим делом в молодежную рок-среду.

Карьера проекта «Тим Северин» во второй половине ее развития была отягощена последствиями алкоголизма Кости – он все больше и больше пил и терял контроль над собой; к своим друзьям он причислял только тех, кто пил с ним водку. Мне было откровенно жаль терять такого партнера по музыке – Костя на счет «раз» врубался в мои музыкальные идеи, очень быстро подбирая аккомпанемент на гитаре, причем иногда он вносил ценный вклад в композиции, предлагая весьма недурственное вступление, как, например, это было с «Мемфисом» и «Напрасным бегом», а иногда он предлагал несколько изменить гармонию, что улучшало музыкальную канву песни. Сам Костя сочинил две совершенно грандиозные, на мой взгляд, песни – «Бог проснулся» и «Марию», обе – на стихи Даниила Хармса.

В марте 1999 года произошел скандал – перед выступлением в клубе «Волна» Костя был уже так «готовченко», что, когда в очередной раз выходил покурить, то «увидел цель, поверил в себя, не заметил препятствия», как в одном высокохудожеском фильме про чародеев, и напрочь вынес стеклянную обойму двери в рост человека. Самое удивительное – он не получил при этом ни одного пореза. После этого Саша Яхонтов, «поющий работник СМИ», то ли на нервной почве, то ли на почве нехилой алкогольной дозы потерял голос. Он должен был петь «Мемфис», свою «коронку». Костю к этому моменту вывели из зала. Кстати, жюри возглавлял широко известный в узких кругах педрилко Юрко Дружков с масляными глазенками и потными ручонками. Я, испытывая сильнейший стресс, уединился за импровизированными кулисами с одной дамой, которая оказалась девицей весьма облегченного поведения. В общем, несчастья сыпались, как из мешка. Выступали мы с Сашей последними, он мог только хрипеть, пришлось петь мне, и номер мы, естественно, «завалили».

Эти события стали началом конца «Тим Северин». Я пытался играть с Алексеем Гавриловым (август – октябрь 1999 года, дуэт «Гамельн»), потом мы с Костей выступили еще пару или тройку раз – в феврале 2000 года в «Варежке», где нас, кстати, на свой портативный магнитофон записала Потаня, за что ей «балшой пасиб». Последнее выступление «Тим Северин» произошло в начале июня 2000 года в доме-музее Н.Г. Чернышевского.

Под занавес нашей совместной деятельности Костя удивил меня, сделав на студии «Сакли мудрых», более известной как «Дом ученых», мою песню «Баллада о трех знаменитых австрийцах» почти однохайрово. Я потом, как говорится, «наложился» со своей партией флейты, но мое участие в этой записи носило, в общем-то, формальный характер.

Помимо всего прочего, в репертуаре «Тим Северин» были также две весьма фривольные вещицы авторства Антона Демидова – «Я сижу у тебя на диване…» и «Осень», право на исполнение которых Костя, по его словам, выкупил у автора за «батл» водки.

Гагара

(январь 2001 – август 2001)

Состав: Лера Ланина – гитара, вокал; Юлия Киреева (в девич. Степанова) – скрипка, вокал; Константин Киреев – гитара, вокал; Алексей Гаврилов – гитара, вокал; Юлия Балалайкина – гитара, вокал; Александр Ланин – вокал; Аркадий Черкасский – перкуссия; Марина Симонова – гитара, вокал; я – флейта, голос, перкуссия.

Этот проект возник по инициативе бардессы, бой-бабы и неугомонной вождицы Леры Ланиной. У нее к этому времени, т.е. к январю 2001 года, был большой перерыв в ее бурной деятельности, вызванный рождением сына, для которого она захотела сделать цикл детских песен. Она прочитала книжку Остера «Вредные советы» и на некоторые стихи сочинила музыку.

С идеей создания проекта она обратилась ко мне на одной из поэтических пятниц Алексея Александрова. «Тим Северин» полгода как прекратил свое существование, я был в этом плане свободен, кроме того – мне хотелось поэкспериментировать с материалом бардовского характера, поэтому я охотно согласился.

Репетиции начались в январе 2001 года. При подготовке материала был использован битловский принцип «Белого альбома», когда каждый из участников мог выступить в роли автора и привлечь к созданию собственной вещи любого другого участника проекта.

Состав постоянно варьировался, но уход одних и приход других участников обеспечивал динамичное развитие проекта. Так был записан не только «остеровский материал», но и собственные вещи самих участников коллектива, например, две шедевральные, на мой взгляд, вещи Марины Симоновой (Русалки) – «А у меня есть маленькое море» и «Лесной хорал (Июнь)». Мне с помощью Леры, обеих Юль и Алексея удалось сделать 5 своих вещей – «Муравьиный лев», «Знать хотелось мне всегда», «Женя рисует конфету», «Але, гараж» и «Новогодняя песнь». С подачи Юли Балалайкиной мы сделали весьма недурственную ансамблевую версию песни Алексея Гаврилова «Бенгальский огонь».

Проект оказался весьма плодовитым – на ГТРК «Саратов» в три приема (в марте, мае и августе 2001 года) было записано порядка 40 вещей, суммарно на час звучания, т.е. фактически двойной альбом. Большую организационную помощь проекту оказала Татьяна Пелех. После выпуска альбома проект прекратил свое существование.

Вереск

(март 2003 – май 2003)

 Состав: Юлия Балалайкина – вокал, гитара, блок-флейта; Вильча – гитара; я – флейта, перкуссия.

Данный коллектив был организован по инициативе Юли Балалайкиной для реализации ее материала. Юля Балалайкина как творческая личность на тот момент представляла редкий микс. С одной стороны, она была поэтом уровня Марины Цветаевой, ее стихи печатались в литературном журнале «Волга». С другой стороны, она была музыкантом, одаренным как в плане сочинительства, так и в плане исполнительства собственных песен.

Постепенно в работе оказался и наш с Вильчей материал: «Богатыри Эмдера», «Нам-Бок – лжец» делались как песни с Юлиным вокалом, «Фаурар» изначально фигурировал в качестве инструментала. Воплотить в жизнь идею русского рока с женским вокалом силами данного коллектива не получилось. Про мои вещи Юля говорила, что это ей напоминает опусы совейских вий 70-х, и поэтому она не могла исполнять их как надо, для Юлиных вещей уже мы с Вильчей не годились как аккомпанирующий состав.

Гораздо лучше дело обстояло с инструменталами. Краще всех получился «Фаурар» Вильчи, к которому Юля придумала совершенно грандиозную партию для блок-флейты. Эта вещь, записанная на простой диктофон в апреле 2003 года, стала единственной удачей «Вереска».

Янтарная комната

(май 2003 – октябрь 2003)

Состав: Юлия Балалайкина – гитара, вокал; Евгения Хмара – гитара; я – флейта, голос.

Все началось с развала проекта «Вереск», куда по весне 2003 года входили Юля, Вильча и я. В начале мая должна была состояться запись подготовленного материала, но Вильча в самый ответственный момент захандрил, и работать с материалом в студии ГТРК «Саратов» пришлось вдвоем с Юлей. Мы сделали две ее вещи – «По реке» и «Ганеши». Спустя несколько дней к проекту присоединилась Женя Хмара (акустическая гитара, бас-гитара, саксофон, голос), которая, кстати, двумя годами ранее хотела поучаствовать в «Гагаре», но это ей почему-то не удалось. Кажется, она в этот период была за мужем.

В этом составе летом 2003 года удалось качественно записать еще три Юлиных вещи – «Две души», «Там, в облаках…», «А кому ты нужна…».

Название проекта придумал я, но Юле с Женей оно не понравилось, и после моего ухода из проекта в октябре того же года они взяли себе в название что-то латинское. Кажется, «Modus Vivaldi»…

Днесь

(январь 2004 – январь 2005)

Состав: Вильча – гитара, голос; Иванна Орлова – вокал, блок-флейта; я – флейта, голос, перкуссия.

Начало жития днесевского связано с окончанием жития «Вереска» второго созыва, крайне куриозной командешки, в состав которой входили все, кому не лень. Возглавлял эту тоску («ТОСКА» – творческое объединение самодеятельных коллективов и авторов) широко известный в узких кругах Алексей Кириллов. Я присоединился к этому проекту от нечего делать, в декабре 2003 года, и, чего греха таить, практически сразу начал вести против «Вереска» подрывную работу с тем, чтобы выделить из него наиболее работоспособные силы, с помощью которых хотел делать по-настоящему хорошую музыку. Этому моему начинанию способствовала объективная обстановка, сложившаяся к тому моменту в «Вереске». Проект, раздувшийся после октябрьского выступления 2003 года до семи человек, представлял собой дикую мешанину взаимопроникающих дуэтов и отдельных исполнителей, совместная игра которых, в зависимости от обстоятельств и настроений, представляла собой то тихий, то громкий квазимузыкальный кошмар. (Приношу свои соболезнования публике, которой все это пришлось вытерпливать. Простите нас, если сможете. Если не сможете – тогда не надо.)

Переговоры с Вильчей и Иванной дали положительный результат. Основной упор было решено сделать на инструменталы Вильчи, которые мы с ним пытались делать еще на рубеже 2001-2002 годов, на втором месте шли мои композиции, вклад Иванны базировался на шведских песнях.

Мы работали на пределе возможного. Планка была задрана так, что шапка сваливалась. Весной и осенью 2004 года «Днесь» удалось выпустить два альбома, состоящих из почти сплошь шедевральных композиций. Весь материал записывался на одном дыхании, практически за один раз. Участие в «Днесь» я до сих пор расцениваю как пик моей музыкальной карьеры. Это было фундаментальное воплощение в жизнь идеи «акустического хард-рока», сырой вариант которой представляла собой музыка раннего «ПроThелит».

В ноябре 2004 года произошло что-то вроде полураспада – Иванна куда-то запропастилась, не отвечала на звонки (у нее такое ближе к зиме случается), – одним словом, над новым материалом пришлось работать в усеченном составе. Этот материал по силе и красоте ничем не уступал уже записанному. Разве что шведских песен не было. Но тут случилась другая беда – Вильча отказался записываться на ГТРК «Саратов», где были сделаны предыдущие альбомы. Это была катастрофа. Как альтернативный вариант он предложил сделать запись у одного из своих знакомых с помощью компьютера, на что мне воленс-неволенс пришлось согласиться. Действо состоялось в конце января 2005 года, звукорежиссер был, откровенно говоря, пьян и записал нас, как мог. Там есть ряд неплохих композиций, и мне очень не хотелось бы, чтобы потраченные на этот, в общем-то, достойный материал усилия пропали даром. Я отдаю себе отчет в том, что этот, с позволения сказать, альбом несовершенен. Тем не менее, я все-таки решил представить его в своей «Кладовой». Слушать этот альбом можно – правда, с усиленным креном на канал, по которому идет запись гитарных партий Вильчи.

Журналист Надежда Макеева сделала три радиопередачи на ГТРК «Саратов» c музыкой «Днесь». Они вышли в эфир в июне, сентябре и ноябре того же 2004 года.

И еще – 14 октября 2005 года в «Саратовской областной газете» в разделе «Фолк» была опубликована заметка, посвященная выпуску альбома «Днесь. Избранное», автор – Олег «Крылыч» Евдокимов, ныне – житель СПб. Проект был назван автором «…уникальным для саратовской музыкальной сцены, не имеющим здесь ни явных предтеч, ни последователей…». Точнее не скажешь.

Ингвар Ил

«Домовик»

После распада «Днесь» я решил заняться сольной карьерой. В 2005-2007 годах вышли альбомы «И», «Се», «Аой», «Нерж», «Бысть», «Нонеко»… Пару раз выступил вживую в Саратовской областной универсальной научной библиотеке перед читателями.

Запись моего очередного сольника состоялась 6 октября 2007 года. Это была попытка возрождения ансамблевого подхода при работе с материалом. Предыдущая попытка, предпринятая при подготовке и записи «Нонеко» 17 мая того же года потерпела провал – Вильча и Ненька (о которой более подробно смотри далее) не смогли принять участие в реализации того материала, который мы репетировали вместе и который должен был войти в «Нонеко». Меня записал Саша Андреев на домашний компьютер, материал несколько выиграл в качестве фиксации, но проиграл в плане подачи – кое-какие вещи в том альбоме в ансамблевом исполнении могли получиться гораздо лучше.

Я сменил тактику и решил, несмотря ни на что, реализовать материал нового альбома ансамблевым составом. Работать пришлось с Вильчей (если кто не знает – гениальным композитором, сочинившим десятка полтора вещей уровня «Yesterday», и талантливейшим гитаристом-самоучкой к тому же). Здесь все получилось с точностью до наоборот – «Домовик» выиграл в плане подачи материала, но качество записи было весьма посредственным, поскольку писалось все на видео. В то же время я все-таки остался (и остаюсь) благодарен оператору Сергею Кутузову – он сделал все, что было в его силах, и если бы не он – этого альбома вообще бы не было.

Попутно с задуманным были записаны еще кое-какие вещи, которые я решил представить в виде своеобразного дополнения к «Домовику».

Ненькин сессионный бэнд

«Лесогорье»

(октябрь – декабрь 2006, сентябрь – октябрь 2007)

После распада «Днесь» я занялся сольной карьерой. Когда я сделал основную часть задуманного, мне в голову пришла мысль попробовать реализовать абсолютно шедевральный материал одной интересной музыкантессы и поэтши по имени Марта, которую я после долгих, надо отдать мне должное, издевательских вариаций (По-Марта, Фарабундо Мартиньш, Марфа, и т.д., и т.п., кстати, она в долгу не осталась и в отместку назвала меня «сыном финско-китайской границы») начал звать просто Ненькой, потому что она к тому времени стала сильно напоминать молодую украинку с одноименной картины Маковского. Она была одной из участниц «ТОСКИ». Первая попытка, предпринятая летом 2004 года, потерпела крах – Потаня с По-Мартой тогда ходили «партой» и вдохновенно лажали чужую музыку (к своей-то они относились гораздо лучше). Следующая возможность представилась осенью 2006 года. Малость повзрослевшая Ненька начала выходить из-под гиперопеки Потани, которую я к этому времени стал звать просто Gross Potanieros. Это создавало благоприятную ситуацию сосредоточения на ненькином материале. Ненька вообще уникальный музыкант. Ей под силу оказались такие вещи, которые мне, например, были не по зубам никогда. Я имею в виду ту аутентичную музыку, которую она показывала перед этим на совместных выходах в лес. Моя музыка складывалась, в основном, под влиянием «Битлз», «Джетро Талл», «Лед Зеппелин» и «Дорз». Ненькина же музыка, на мой взгляд, вообще не имеет никаких аналогов. Ей присуща некая изначальность. Это нисколько не удивительно, если учесть, что Ненька в разговорах признавалась, что вообще не слушает никакую музыку. Ее авторский материал я до сих пор ставлю в один ряд с инкредиблстрингбэндовскими шедеврами.

День записи был назначен. Записывать материал пришлось с участием Gross Potanieros и Бей-Актрис, которых Ненька притащила из своего полоролевого клуба. Я с самого начала чуть все не испортил – когда Вильча привешивал к люстре микрофон, я начал сетовать, что, дескать, нету тут Сереги Есенинова, и вообще – тут вам не «Англетер». По его ухмылочке я понял, что катастрофа близка. Он, однако, вытерпел, но после записи первой части материала очень сухо со всеми попрощался и зашагал домой. А ведь мы записали не все. Положение спасла Ненька. Я не знаю, что она там такое сказала Вильче, и какое море слез пролила, но на следующий день он все-таки принял участие в записи оставшегося материала.

Примерно такая же ситуация повторилась через год. Стартовые позиции были хуже некуда. Записываться можно было только на квартире у Вильчи. Другие варианты, и в этом я был твердо убежден, были абсолютно нереальны. С огромным трудом удалось уговорить Неньку последовать моему совету – она хотела записываться в другом месте. К счастью, оперативно проведенные переговоры с Сережей Кутузовым увенчались успехом – он согласился записать нас на видео. О получившихся результатах судить вам. Для себя же я решил, что с меня хватит – третьей такой пытки, да еще устраиваемой по собственному почину, я просто не выдержу…

Захлопывая крышку своей кладовой, я хочу сказать, что мне мое будущее неизвестно. То есть известно, что нас и наши дела многие не узнают, а кто знал – забудут. Будет ли продолжение моему неблагодарному труду на музыкальной ниве, нет ли – время покажет. Но я верю – то искреннее проявление чувства, которые мы со своими соратниками выказывали в течение стольких лет, будет ценным для людей, истосковавшихся по настоящему. И может быть, они, узнав эти творения, сохранят их. Хотя бы для себя.

Поэтому я ставлю – …

Ингвар Ил

P.S. С музыкой означенных коллективов можно ознакомиться в фонотеках Саратовской консерватории, Саратовской областной универсальной библиотеки, Центральной городской библиотеки г. Саратова (в Центре муниципальной и краеведческой информации). Плюс, разумеется, в глобальной сети Internet…

Куда летит ночной утюголет... Рис. Н.Кудряшовой (фрагмент)