Николай Сванидзе: «Государственные СМИ и свобода слова «спят врозь»

Николай Сванидзе: «Государственные СМИ и свобода слова «спят врозь»

Несколько лет назад ведущие программы «Школа злословия» Татьяна Толстая и Дуня Смирнова, пригласив Николая Сванидзе к себе на передачу и стараясь, видимо, сделать ему комплимент назвали его «символом стабильности» на телевидении.

Не думается, что такое определение сегодня сильно порадовало бы самого Николая Карловича – настолько неоднозначны стали представления о политической и иной стабильности в нашей стране. Тем не менее, наш разговор со Сванидзе мы начали именно с этой темы.

– Государственные СМИ и свобода слова. Эти два понятия как-то уживаются друг с другом, или мы можем наблюдать достаточно сложные взаимоотношения?

– Эти два понятия живут вполне мирно, но я вам так скажу – интимной близости у них нет. Они «спят врозь», что называется. Вообще, и эти взаимоотношения, – как и практически всё в сегодняшней действительности, – необходимо воспринимать в контексте. Потому что когда многие из нас начинают признавать, что сегодня в России нет свободы слова, то мы должны вспомнить тех (и ваш покорный слуга – в их числе), кто успел пожить при Советской власти. Так вот, те на собственной шкуре знали: при ней, – если точнее, до конца 80-х годов, – свободы слова не было совсем. Не надо забывать, мы жили в тоталитарном государстве, где невозможен был и намёк на какую-то свободу слова. Так что в сравнении с 50-60-70-ми годами сегодняшний день – это то, что в ту пору и присниться не могло.

– Нередки ныне в этом контексте и оценки, что до Горбачева и журналистики настоящей не могло быть…

– Это – отдельный, непростой вопрос, но я бы выделил весьма качественную международную журналистику советского периода. Да, она была идеологически предельно «заточена», но в ней работали необычайно талантливые люди. Там вообще было несравнимо интереснее, чем в журналистике внутренней. Ну и, не будем скрывать, в карьерно-материальном плане – содержательней и перспективней. Кроме того, была ещё очень качественная спортивная журналистика, куда приходили незаурядные, яркие люди, потому что там нужно было уметь говорить почти то, что думаешь. Почти, подчёркиваю. Потому что общаться с читателем или зрителем и выкладывать им полностью всё, что думаешь – всегда сложно. Абсолютно свободно, без купюр, говорить – имеет смысл, на мой взгляд, – только жене, лёжа на подушке, и то не всегда…

Так что сейчас, если сравнивать с советским временем, у нас – полный разгул или расцвет (кому как больше нравится) свободы слова; всё цветёт и колосится. Но если сравнивать с тем, чего мы достигли в 90-е годы, а также с тем, что работает в странах западного цивилизационного проекта, то у нас свобода слова не что бы отсутствует, она сильно ограничена. Всё чаще к ней применяют термин «дефектная».

– На ВГТРК, где вы, по собственному признанию, работаете всю жизнь, в настоящее время вы наверняка для многих – чуть ли не диссидент. Не было ли давления на вас со стороны руководства компании?

– Может быть, я и не мог бы говорить об этом, если бы действительно факты подобного давления «имели место». И я, несомненно, благодарен, прежде всего, руководителю Всероссийской гостелерадиокомпании Олегу Добродееву. Потому что давление в тех или иных формах на любого, самого опытного журналиста, в последние годы никого бы не удивило. Но, если говорить лично обо мне, – чего нет, того, слава Богу, нет. Я не знаю, с чем это связано. Возможно, с нашими давними товарищескими отношениями, с представлением Олега Борисовича, что необходимо иметь у себя на канале таких людей, как ваш покорный слуга, или же тут иная причина: то, что я делаю, совпадает с его представлениями о профессионализме. Не знаю, не знаю…

Разумеется, существуют определённые ограничения, которые мы с ним не оговариваем, понятные любому взрослому человеку, где бы и когда он ни работал – в газете «Правда» в советские времена или в «Нью-Йорк таймс» ныне. Но, подчеркну, никогда со стороны Добродеева каких-либо запретов в отношении меня не было.

– Что-либо о своих новых журналистских проектах можете сказать?

– Я и моя команда дорабатываем проект «Исторические хроники» на «России-1», и этот цикл подходит к своему естественному хронологическому завершению. И вы обязательно в обозримом будущем увидите новые серии «Исторических хроник». Немало сил и времени занимает проект «Исторический процесс», – он не мой персональный, но я участвую в нём, как вы знаете, далеко не в качестве статиста.

– По поводу этой передачи. Вы не допускаете, что программа может расколоть российское общество, и в первую очередь – его думающую часть, российскую интеллигенцию? Нет ли здесь повторения известной парадигмы конца ХIХ – начала ХХ веков с целым циклом революций, чему на идейном уровне предшествовало расхождение по лагерям «западники – славянофилы», «либералы – почвенники», и т.д.?

– Мне неприемлема сама постановка данного вопроса, потому что получается – чтобы не раскалывать общество, нужно по всем пунктам высказывать одну точку зрения. Первую и последнюю (она же единственно правильная). Хотя мне действительно приходилось сталкиваться с аргументацией по поводу «Суда времени» и «Исторического процесса», которую вы озвучиваете.

Мы с коллегами по передаче как раз и предлагаем альтернативные точки зрения, которые отстаивает каждая сторона в меру собственных образовательных ресурсов и дискуссионных способностей. По моему ощущению, мы не упрощаем ту или иную проблему, не загоняем её решение в тупик. Самое главное, что мы делаем: стараемся как можно рельефней обозначить минимум два взгляда на то или иное исторические событие, явление, персонаж и т.д.

– А вам не надело всё время проигрывать на «…процессе»?

– Этот вопрос уже практически не задают. Разве что исключительно те, кто мне категорически не симпатизирует.

Я понимаю, что вы не из их числа. Вы транслируете эту характерную реакцию. Вы можете удивляться, но дело в том, что я не проигрываю. Потому что ещё до недавнего времени, когда моим оппонентом был Сергей Кургинян, меня поддерживали, если брать телевизионное голосование, не более 5–6%, 10 – максимум. Но социологический опрос, проведённый в октябре 2011 года группой «Левада-центр», засвидетельствовал совершенно другой результат. И он был в мою пользу. И, честно говоря, от меня далека тема, как происходит телевизионное голосование на программе. Могу в этой связи сказать с уверенностью: это не имеет никакого отношения к реальной социологии, это – тема отдельного исследования. Речь идет о чисто телевизионном приёме, цель которого – не установить, на чьей стороне больше зрительских симпатий, а поддержать интерес к программе, удержать на высокой отметке её рейтинг. Поэтому весь период, – с тех пор как передача сначала под одним названием выходила на Пятом канале, а ныне под другим выходит на «России-1», – я к цифрам голосования относился абсолютно хладнокровно.

– Многих продолжает интересовать, почему нет в «Историческом процессе» Кургиняна…

– Отвечу на этот вопрос. Сергей Ервандович ушёл из программы по той простой причине, что он выбрал себе другую работу. После того как он стал проявлять активность на митингах – от лица партии власти либо в её интересах или же, возможно, в своих каких-то политических целях (и я это констатирую без всякого оценочного акцента), – то он лишил себя возможности вести популярную телепрограмму. Ибо он выбрал себе другое – путь публичного политика, давайте назовём вещи своими именами. А государственный канал не может позволить себе раскручивать публичного политика под видом телеведущего.

– Вопрос как члену Общественной палаты: как бы вы оценили тенденции, появляющиеся в нашем законодательстве по защите авторских прав и персональных данных, в результате чего журналист просто будет повязан по рукам и ногам. Я имею в виду поправки, устанавливающие необходимость согласования с конкретным лицом, попадающим на страницы печатной прессы или в радио- и телеэфир (причем неважно – в каком свете, положительном или негативном). А это, в свою очередь, не даст проводить расследования, да и просто собирать и транслировать самую безобидную информацию.

– Мне и как профессионалу, и как гражданину всё это очень не нравится. Не скажу, что я досконально изучил все нюансы того, о чем вы говорите, в Общественной палате этой проблематикой предметно занимается мой коллега и товарищ Павел Гусев, не первый год возглавляющий комиссию по средствам массовой информации. Но, я думаю, в любом случае Палата ни в коем случае не будет в стоять в стороне от фактического ущемлением прав и свобод как тех, кто собирает и передаёт информацию, так и тех, кто ею пользуется. При этом вы же видите – для нейтрализации закона о СМИ, для накидывания узды на прессу умело используются другие законы – как у нас часто выходит, под всевозможными «благими предлогами».

– Возможно, далеко не все знают, что вы кавалер ордена Мужества, что наградили вас за освещение теперь уже ставших историческими событий октября 1993 года. Скажите, вам часто приходилось попадать в опасные для жизни ситуации?

– Угрозы мне были. И по телефону, и в письменном виде. Угрозы трусливые – потому что анонимные.

Они могли исходить от радикальных националистов, в основном. Специально на рожон, что называется, я никогда не лез, но в то же время и не уходил от остроты тем, за которые брался.

– Вы в то время, когда из запасной студии РТР комментировали кровавое противостояние 3-4 октября, в метро уже не ездили?

– Ну, в метро я и раньше не ездил, потому что уже тогда у меня была своя машина. И когда я пришел на ТВ (а это был 1991 год), сидел за рулем, и из-за него не вылезал. Вообще, человеку, начиная с определённой степени узнаваемости, пользоваться метро не то чтобы опасно… Но – сложно, некомфортно.

– Какие газеты, журналы, телепрограммы вам импонируют?

– Я долгие годы выписываю «Московский комсомолец», и начал его постоянно читать ещё задолго до того, как познакомился и подружился с Павлом Николаевичем Гусевым. Газета держится на уровне, всегда хороша, и, я бы подметил, последнее время в ней убавилось желтизны, и прибавилось аналитики. Несравненно больше стало политики. Она стала серьёзней. Также я традиционно выписываю «Известия», – сама по себе газета не очень интересна, хотя там есть несколько сильных обозревателей, но по большому счету издание сильно потеряло за последние годы. Но она тоже любопытна как своеобразный официоз.

– …отличный от «Российской газеты».

– Совершенно верно.Причем этот официоз – заметьте – тот, который не желает, чтобы его считали официозом. Кроме того, я выписываю «Коммерсантъ» и «Независимую». По теле- и радиопространству – стараюсь новости смотреть на разных каналах, что не всегда удаётся. По привычке больше слушаю «Эхо Москвы», как и читаю их очень профессиональный сайт. Нравится «Коммерсантъ-FM». Ну, а для того чтобы расслабиться, смотрю спорт и боевики. Вообще, я люблю вестерны. Причем не ломовой «экшн», где сюжета не видно, именно вестерн как «узкую специализацию» – с хорошими актёрами, музыкой. Любимый фильм – «Великолепная семерка».

Алексей Голяков, редактор отдела «СМИ и общество» журнала «Журналист» (Москва) – специально для ОМ