Нестабильный бизнес Сергея Шаргунова
Сегодня буквально по пальцам можно пересчитать современных писателей (конвейерные детективщики – не в счёт), которые успешно становятся медийными фигурами. Но парадокс в том, что если говорить о Сергее Шаргунове, то он стал востребован в теле- и радиоэфире скорее по принципу «вопреки», а не «благодаря».
Как и зачем он в свои 22 года подарил полученную им премию Эдуарду Лимонову, как и за что попадал в пресловутые стоп-листы на ТВ, а также почему он одновременно и патриот, и вольнодумец, когда дело касается великой русской литературы, – об этом с ним наш разговор.
– Легко ли сегодня быть русским писателем?
– Психологически – легче, чем в финансовом плане. Конечно, в плане денег литература – нестабильный бизнес (если вообще её можно так именовать). У меня, например, приблизительно 20 процентов доходов – от литературы. Книга пишется год, а часто – два и еще дольше, в зависимости от объёма. И хотя, к примеру, моя последняя «Книга без фотографий» прекрасно разошлась, но опять-таки хорошие гонорары и превосходные роэлти всё равно не в состоянии обеспечивать пишущего человека, чтобы достойно можно было жить каждый день, а не от случая к случаю. Тем не менее, мои авторские колонки в различных изданиях я считаю всё-таки литературой, а не журналистикой. И сейчас, когда я с 1 июля 2012 года стал главным редактором сайта «Свободная пресса», я уделяю огромное внимание отделу литературы. Поэтому доход за последние пять лет от моих формально журналистских публикаций можно смело назвать литературным. Часто это проза на стыке с эссеистикой, но в любом случае, по моему собственному ощущению, это – в художественном ключе.
– Ныне вы, несмотря на достаточно молодой для серьёзного прозаика возраст, – одно из знаковых имён литературного процесса, которое попадает в поле внимания такого уважаемого в писательской среде издании, как журнал «Новый мир». Вам известно, что в советское время он открывал на своих страницах писателей, становившихся классиками при жизни. Но вот недавно я зашел в Википедию и из неё узнал, каковы размеры вознаграждения за творческий труд сегодняшних последователей Твардовского, Солженицына, Василя Быкова, Трифонова, Домбровского, Евтушенко и многих других. Региональная многотиражка порой платит больше, чем нынешний «Новый мир». Как вы оцениваете всё это? Википедия врёт?
– Нет, в данном случае, сужу по собственному опыту, Википедия не врёт. Вообще, ситуация с «толстыми» журналами такова, что они шаг за шагом утрачивают вес в обществе, и, если рассматривать проблему предметней, – влияние на читателей. Взять тот же «Новый мир», на который вы ссылаетесь. Недавно я одной знакомой девушке показал свежий номер издания, только что подаренный мне его главным редактором Андреем Василевским. И она, с удивлением посмотрев на него и, что характерно, пощупав руками, мне сказала: «Слушай, а что это за книга такая?» Я отвечаю, что это не книга, а журнал. Она не понимает: «Разве это похоже на журнал? Был такой журнал – просто «Мир», – так тот похож на журнал, а это – что?» Причём это мне заметила девушка, которая даст фору любому сорокалетнему журналисту по осведомлённости по многим актуальным моментам, регулярно посещающая светские тусовки, читающая ленту твиттера. Хотя – вот вам сюжет в контраст: мне было 19 лет, и я-то знал, что такое «Новый мир». Более того, я осмелился придти в этом возрасте в редакцию со своими рассказами. И, представляете, они «пробили толщу» этого журнала...
«Толстяки», конечно же, заслуживают несравненно лучшей доли, – поскольку продолжают стоически выполнять просветительскую миссию в нашей провинции, пополняя библиотеки и современной, и в то же время качественной литературой. Несомненно, они – по-прежнему оселки вкуса в литературе.
– Вам, после получения премий «Дебют», «Эврика», после вхождения в финал премии «Национальный бестселлер» не предлагали профессионально, в штатном режиме редакторскую работу в «толстых» журналах?
– Я больше предпочитаю сотрудничать с ними непосредственно как автор. Причем, обратите внимание, – ведь я подружился не только с «Новым миром». По сути, как бы кто ни воспринимал ту же «Москву» или «Знамя», реликтовыми или даже в чём-то архаичными, я с трепетом отношусь к этим изданиям и всегда считал за честь публиковаться в них.
– А что мешает (спрашиваю вас об этом как практика, как лицо заинтересованное) нашему государству содержать хотя бы на сносном уровне отечественную литературно-художественную периодику? Кто виноват в том, что оплата труда писателей, – если они не в компании с Донцовой, Устиновой или Бушковым, – не превышает порой 10-ти процентов от советского денежного аналога?
– Я абсолютно согласен с вами, что существующие государственные дотации на этот разряд изданий совершенно не достаточны. Сейчас из-за отсутствия господдержки выталкивают на улицу «Дружбу народов». Но есть и другая принципиальная проблема – у нас нет ни одного (не литературного в чистом виде) журнала, где бы в обилии печаталась хорошая литература.
Мне кажется, все мы подошли к тому, что в плане издательского дела настала пора скрестить литературу и модные медиа (хотя «глянец» с ней и заигрывает). И в том нет ничего предосудительного. Тогда неизменно и многократно увеличилась бы, я убеждён, серьёзная читательская аудитория. Всё-таки замечательные «толстяки» весьма музейно выглядят, они – вне издательского и читательского мейнстрима. И не надо говорить, что подобное скрещение не будет пользоваться спросом, – будет, важно здраво разработать и осуществить данный проект. Россия остаётся литературоцентричной страной; самой пишущей – точно. Любой массовый конкурс, будь то среди молодёжи или просто пользователей интернета, независимо от возраста, свидетельствует, что десятки тысяч людей присылают свои работы. Любой приезд в провинцию более-менее заметного прозаика, поэта, драматурга, критика влечёт за собой огромный приток желающих живьём пообщаться с писателем.
Также не совсем верна, на мой взгляд, существующая концепция федерального телеканала «Культура». Он тоже смотрится достаточно музейно. И совершенно очевидно, что на нём наблюдается дефицит живых (во всех смыслах этого слова) современных писателей. Такое ощущение, что те, кто определяет культурную политику, ходят по струнке и всё время боятся, с одной стороны, власти (потому что власть отлично понимает, что культура – это идеология, это формирование смысла), а с другой стороны – сама высшая власть непонятно ведёт себя по отношению к культуре. Она либо боится вкладывать в неё средства, либо просто не понимает, зачем это нужно делать, а ведь инвестирование таких заведомо не прибыльных отраслей – во всех странах всегда дотационно. Однако культура – соль общества.
– У вас сегодня не возникает ощущения, что когда вы 10 лет назад приезжали в Саратов публично поддержать на судебном процессе Эдуарда Лимонова, –в этом было проявление юношеского максимализма? Насколько трансформировались ваши воззрения, насколько они близки сейчас к идеологии Национал-большевистской партии?
– Я и сегодня подписываюсь под всем тем, что я говорил в 2002 году в саратовском суде и писал в защиту Лимонова в «Литературной газете» и других изданиях. И я полагаю, что когда я отдал ему свою премию («Дебют». – Авт.), поступил правильно. Тут не было никакой запальчивости, я считал и продолжаю считать Лимонова ярким социальным мыслителем и великолепным художником. А по поводу членства в партии – я лично никогда не входил в ряды НБП.
Кстати, недавно, 12 мая Эдуард Лимонов был у меня на дне рождения и подарил мне свою книжку, подписав её «Сергею Шаргунову, который нас никогда не предавал». Дело в том, что мне приходилось быть свидетелем на многочисленных судебных процессах, и я выступал на них в защиту лимоновцев. В частности, – тех, кто захватывал приёмную администрации Президента и здание минздравсоцразвития. Их жестоко, мстительно и неадекватно карала наша система.
– Показательно, что первый митинг после выборов Президента 5 марта 2012 года на Пушкинской площади открывал не депутат, не политик (будь он «системный» или «несистемный»), а писатель Сергей Шаргунов. Вы сами прекрасно видели, как с осени прошлого года интеллигенция заметно начала пополнять ряды демонстрантов, – причём под самыми разными лентами и флагами. По-вашему мнению, должен ли художник выходить на площадь?
– В России так повелось, что писатель так или иначе оказывается в эпицентре общественной жизни, его захватывают большие смыслы. На примере истории ХIХ века такими личностями были Толстой и Достоевский, в ХХ веке – идейные, а где-то и стилистические антиподы Солженицын и Шолохов. И в этом плане сегодня в России фигура литератора укрупняется. Когда энергия покидает политику, то она наглядно переходит в искусство, и ныне писатель, как мне представляется, обладает возможностью быть независимым и, соответственно, высказываться смелее, чем многие прочие. Что же касается меня непосредственно, то я никогда не чурался общественной реальности, – если что-то возмущает, или же есть желание приложить свои способности к тому, чтобы что-то изменить в стране, – всегда с готовностью двигался по этой дороге. А протест, который начался с осени прошлого года, – как бы его ни пытались опомоить либо приватизировать, – сам порыв людей был честным и искренним.
– У вас нет желания вновь попробовать войти уже не в общественную деятельность, а напрямую в политику? Возможно, не все знают, – вы были в первой тройке списка «Справедливой России» в 2008 году, но разгорелся нешуточный конфликт, в результате чего Сергей Миронов выступал с нешуточными нападками на вас…
– Бог с ним, с Мироновым. Еще в 2004 году я сколотил собственное движение «Ура!», одноимённое своей повести, и в нём были представлены люди свободных профессий: писатели, музыканты, художники. Мы пытались, как могли, внести творческий дух в страну, плеснуть красками, и это было, безусловно, протестное движение. Как раз на этой волне мне и поступило предложение идти в Государственную думу. Я поставил условие, чтобы я мог оставаться самим собой; заявил сразу, что я ни при каких обстоятельствах не откажусь от своих принципов. Когда же я уже официально был включён в первую тройку федерального списка «Справедливой России», то раздался грозный окрик из Кремля, с самого верха.
– То есть материализовался смысл заглавия другой вашей повести, чтобы был «Малыш наказан»?
– (Смеётся) Настоящая оппозиция запрещена в парламенте. После того, как меня сняли с выборов, превратив в бюллетенях тройку в двойку, я долго находился в стоп-листах на ТВ. Теперь из чёрных списков переместился в серые. Что до официозной политики, никакого соблазна участвовать в мертвечине у меня нет. Моя позиция – во всём должен быть свой смысл и толк. Сегодня каждый независимый человек сильнее любой громоздкой структуры. А моя история была такой же, как у Евгения Ройзмана, когда наложились опять же окрик из Кремля и тонкость барабанных перепонок у партийного руководства – одно на другое.
Во всяком случае, отдавая себе отчёт в том, что у нас вся политика – под колпаком, и все парламентские партии – системные, я отчётливо вижу, что это не исключает того, что и в этих партиях могут состоять достойные люди, и борьба может приобретать самые разные и самые неожиданные формы.
– Вы не побоялись в качестве живого лица литературной смены появиться в фильме на канале «Россия-1», посвящённом 85-летию писателя Юрия Бондарева, которого наш творческий бомонд совсем недавно причислял чуть ли не к красно-коричневым. Вы в этой связи придерживаетесь какой-либо условной формулы, когда внешне вы «ни с кем», а только со своими убеждениями?
– Эта формула – пушкинская, и она же – грибоедовская. Я вольнодумец, который любит свою Отчизну. И в этом смысле я преклоняюсь перед живым классиком Валентином Григорьевичем Распутиным, я его знаю лично, меня мой отец (преподаватель Московской духовной академии) с ним знакомил... У меня, как и у многих людей моего круга общения, в этой связи возникает много вопросов к нашему телевидению, на котором или вообще нет тех же Распутина, Бондарева, Личутина, Белова, Крупина, или появляются они чрезвычайно редко.
– А вас самого сейчас не приглашают на телевидение, – не как гостя (в этом качестве вы всё же появляетесь на экране), а в роли, скажем, автора передач или профессионального ведущего? Спрашиваю именно как выпускника журфака МГУ…
– Да, мне делали предложения некоторые телеканалы, но как только я соглашался, мгновенно всё обрубалось. Ранее я с десяток раз категорически отказывался участвовать в различных поганых или похабных, если угодно, шоу, – которые на сегодня все, увы, заранее срежиссированы.
– Писательство, насколько можно судить, – в пример большинству литераторам – не отнимает у вас сил и желания заниматься журналистикой, причем не номинальной, а социально направленной, острой, сочетающей в себе фактуру с качественной литературной отделкой. Имя вашего коллеги, шеф-редактора сайта «Свободная пресса» Захара Прилепина тут говорит само за себя. Какую задачу вы поставили, став совсем недавно главным редактором «Свободной прессы»?
– Мне, безусловно, хотелось бы как можно быстрее вывести из маргинального гетто огромное количество русских мыслителей и художников. Наша первейшая задача – сделать сайт площадкой для настоящих дискуссий, дать слово и левым, и либералам, и националистам. Необходима некая симметрия высказываний и оценок, чего и близко нет на федеральных каналах и в противостоящих им СМИ, увы, тоже. Информацию мы планируем чередовать с авторскими колонками, где можно будет высказывать самые разные точки зрения, независимо от политических взглядов.
– Вы сами что читаете, смотрите?
– Всё. Но в основном интернет. Твиттер и Фэйсбук во многом опережают по остроте и информированности даже самые продвинутые ресурсы. Но кроме чтения надо ещё писать – включается другой регистр, срабатывает противоядие сиюминутной суете. Скоро выйдет новый роман.
Алексей Голяков, редактор отдела «СМИ и общество» журнала «Журналист» (Москва) – специально для ОМ
Перейти к обсуждению на форуме >>