Кадрия: пионерка саратовского киднеппинга

Кадрия: пионерка саратовского киднеппинга

Иностранного слова «киднеппинг» нет в словарях русского языка, изданных в советские годы. Такого уродливого явления, как похищение людей (и в частности – детей) с целью получения выкупа, в России до середины 90-х годов практически не существовало. Ситуация коренным образом изменилась в конце 1-й чеченской войны, а точнее, после хасавьюртовского примирения. В это время получение выкупа за похищенных людей стало одним из серьезных источников доходов ряда полевых командиров.

Новое явление криминального мира не обошло и наш регион. В 1999 году в Саратове была похищена и вывезена в Чечню двенадцатилетняя девочка Алла Гейфман – дочь известного саратовского предпринимателя Григория Гейфмана, главы фирмы «РИМ». Ребенок находился в чеченском плену несколько месяцев, и за это время его отец получил два пальца дочери, ампутированных профессиональным чеченским врачом. Освобождение Аллы произошло уже после того, как федеральные войска вторглись на территорию мятежной республики. И хотя в то время в прессе сообщалось, что за освобождение Аллы Гейфман из лап чеченских боевиков никаких денег не платилось, знакомство с материалами дела и некоторые факты опровергают подобные утверждения. Затем, в начале «нулевых», в Саратове действовала так называемая «банда Жирнова», которая занималась похищениями людей и вымогательством. В состав банды входили как прошедшие горячие точки сотрудники милиции (главарь носил погоны подполковника), так и отпетые уголовники, имевшие не по одной ходке. Стоит напомнить, что жертвами похищений и вымогательств, осуществленных «бандой Жирнова», стали супруга известного строительного магната, главы фирмы «Шэлдом», г-жа Шамхалова, банкиры братья Бандорины и ряд бизнесменов масштабом помельче. При этом похитители действовали столь жестко и профессионально, что тщательно разработанная операция по освобождению заложников закончилась гибелью трех человек – самих братьев Бандориных и лейтенанта милиции Виктора Пруцких. Однако даже у членов этой жестокой банды никогда не поднималась рука на похищение ребенка.

И вот в начале осени прошлого года киднеппинг в своем классическом варианте появился в Саратове. Утром 7 сентября 2011 года город был потрясен сообщением о произошедшем накануне похищении 11-летней школьницы Ильнары Ягудиной. Родители незамедлительно обратились в милицию, и преступление было раскрыто по горячим следам – буквально на следующий день. Однако особой радости это никому не принесло.

В качестве «трофея» сыщики получили труп Ильнары со следами ожогов и множественными колото-резаными ранениями. Даже видавшие виды оперативники и следователи были настолько шокированы открывшимся им зрелищем, что поначалу просили отца девочки – предпринимателя Ильдара Ягудина – воздержаться от посещения места обнаружения трупа. С позиций гуманности эта просьба была вполне оправданной.

Позже в заключении судебно-медицинской экспертизы будет зафиксировано 46 ножевых ран на теле ребенка, из них 18 – посмертных. То есть убийца или убийцы находились в состоянии такого ожесточения, что продолжали колоть Ильнару ножом даже после того, как она умерла. Весьма необычен оказался и характер ожогов: были обожжены голова и стопы.

Домовладение «Большая Садовая, 326» и его обитатели

Был и еще один шокирующий факт. Местом обнаружения тела похищенной и убитой девочки оказалась территория частного домовладения по адресу Большая Садовая, 326. Если быть более точным, оперативно-следственная группа обнаружила тело Ильнары Ягудиной в глухом и труднодоступном закутке между глухим забором и стеной одного из двух находящихся на территории этого обширного двора домов. И это обстоятельство ставит нас перед необходимостью рассказать подробней как о самом домовладении «Большая Садовая, 326», так и о его обитателях, поскольку, по версии обвинения, эта территория является местом совершения убийства и попытки сжечь труп Ильнары, то есть уничтожить следы этого варварского преступления. Собственно, все проживающие здесь, в том или ином качестве, оказались вовлечены в уголовное дело. Но лишь одна из них – 23-летняя Кадрия Мизинова, мать восьмимесячного (на момент убийства) ребенка – в самом начале предварительного следствия приняла на себя вину за совершенное в отношении Ильнары Ягудиной злодеяние и в итоге на судебном процессе, который начался в Саратовском областном суде в середине мая 2012 года, стала единственной обвиняемой по трем статьям УК, охватывающим совершенное деяние. А именно: ст. 126, ч. 2 п.п. «д» и «з» – «Похищение человека, совершенное в отношении заведомо несовершеннолетнего и из корыстных побуждений»; ст. 163, ч. 3 п. «б» – «Вымогательство в особо крупном размере»; ст. 105, ч. 2, п.п. «в», «з» и «к» – «Убийство, сопряженное с похищением, вымогательством и с целью сокрытия другого преступления». Все остальные обитатели этого домовладения проходят по настоящему уголовному делу как свидетели.

Итак, как уже было сказано, само домовладение состоит из двух отдельных жилых домов. В одном из них живет семья Мизиновых, в другом – Гюльмамедовых. Причем все они доводятся друг другу родственниками. Самой старшей в семье, фактически ее главой, является Халидя Хамзиевна Мизинова. Она вдова – супруг скончался в апреле 2011 года. У Халиди Мизиновой трое детей, и все они проживали либо вместе с матерью, либо в непосредственной близости.

Старшая дочь Халиди Хамзиевны Альфия замужем за предпринимателем Русланом Гюльмамедовым и проживает в соседнем доме. Руслан Гюльмамедов – предприниматель средней руки: у него имеются магазин, два грузовых и легковой автомобили. У Руслана и Альфии Гюльмамедовых есть дочь Руфия. При этом Руфия Гюльмамедова и Ильнара Ягудина были не просто ровесницами, но и учились в одном классе Национальной татарской гимназии. В общем, если исходить из общепринятых критериев женского счастья, старшей дочери Халиди Хамзиевны повезло – достойный работящий муж, подрастающая дочь, отдельный дом и приличный достаток в семье. Что еще нужно мусульманской женщине?

Правда, в семье в последнее время были серьезные проблемы. На момент убийства Ильнары Ягудиной в доме Мизиновой-старшей вместе с матерью обитали также ее сын Рафаэль, младшая дочь Кадрия и маленький внук Муслим (сын Кадрии). Как выяснилось уже в суде, сын Рафаэль был алкоголиком, и об этом факте в ходе своих показаний упомянула и сама Кадрия Мизинова. Защита подсудимой даже заявила ходатайство о допросе Рафаэля Мизинова в качестве свидетеля, которое судом было удовлетворено. Однако ни в назначенное время, ни позже Рафаэль Мизинов в суде так и не появился. Адвокаты объяснили отсутствие свидетеля его болезнью.

Серьезные личные трудности были и у младшей дочери Кадрии. Вроде бы росла прилежной девочкой, училась в Национальной татарской гимназии, сидела за одной партой и встречалась с сыном учительницы. Мать этого парня, судя по всему, до сих пор очень переживает за судьбу своей бывшей ученицы, которую называет по-русски – «Катюшка». Однако замуж Катюшка-Кадрия вышла не за своего одноклассника, а за некоего господина Рафикова, члена ОПГ «Заводские», угодившего в конце 2010 года за решетку по делу о разбойном нападении на ломбард «Золотко». Судя по всему, Рафиков познакомил Кадрию со своими друзьями – братьями Денисом и Юрием Чечетами. Оба были наркоманами. В октябре 2011 года, уже после похищения и убийства Ильнары Ягудиной, Денис Чечет будет арестован как соучастник нападения на ломбард «Золотко». При этом следствие не установит причастность братьев Чечетов к похищению и убийству Ильнары Ягудиной, поэтому оба брата и их мать будут проходить по этому уголовному делу в качестве свидетелей.

Рождение у Кадрии Мизиновой сына Муслима практически совпало по времени с арестом мужа. 20 января 2011 года гражданин Рафиков был арестован и до настоящего времени пребывает в СИЗО. В итоге Кадрия осталась одна с младенцем на руках. Правда, значительную часть забот о ребенке (в том числе и материальных) взяли на себя дед с бабушкой – в то время еще был жив отец Мизиновой. Однако в апреле 2011 года отец умер, и Кадрия осталась один на один со своими заботами. Как следует из показаний Мизиновой, данных в день ее задержания 7 сентября, единственным источником доходов была декретная компенсация в размере 2,5 тыс. рублей. Жить тихо и мирно за родительский счет Кадрия не хотела. Да и запросы у нее, судя по всему, были немалые. И молодая женщина начала занимать деньги у всех, кто только мог их ей предложить. При этом менее 100 тысяч рублей она никогда не просила

Сразу после задержания подозреваемая Мизинова смогла припомнить и назвать фамилии лишь двух своих кредиторов – Кузнецова и Тухватулину. По оценке самой Мизиновой, общая сумма ее долгов на момент ареста составляла порядка 300 тысяч рублей. Однако в ходе предварительного следствия были установлены и другие люди, которые давали Кадрие деньги. Да и как было не дать – ведь потенциальных кредиторов Кадрия выбирала либо среди своих бывших сослуживцев по СГСЭУ, либо в мечети среди единоверцев, улучив подходящий момент после намаза! Необходимость срочного получения крупной суммы денег объясняла какими-либо трагическими обстоятельствами. По показаниям свидетелей, в числе причин фигурировали либо уход из жизни близких родственников, либо смертельная угроза жизни ребенка. Как образно выразилась адвокат Елена Левина, представлявшая на суде интересы потерпевших, при мотивации своих просьб Мизинова «перехоронила» едва ли не всю свою родню – отца, бабушку, мужа. На самом деле 19 апреля 2011 года умер только отец Кадрии. Что касается бабушки и супруга Мизиновой, то они продолжают здравствовать. Наиболее «жестоко» Кадрия обошлась со своим ребенком. Благодаря фантазиям своей непутевой мамаши маленький Муслим стал «жертвой» крупной дорожной аварии и дважды «перенес операции» на головном мозге.

Но вернемся к общей сумме долгов Мизиновой, которая позволяет оценить уровень финансовых проблем нашей героини.

Если верить свидетелям, сумма намного превышает 300 тысяч рублей. Судите сами: в начале июля 2011 года у Сельдигея Гиреева Мизинова заняла 150 тысяч рублей сроком на 45 дней, но долг так и не вернула. У Антона Верстакова Кадрия занимала деньги трижды. Потом частично возвращала. В итоге на конец августа 2011 года Мизинова оставалась должна Верстакову 113 тысяч рублей. У свидетеля Сергея Кузнецова Кадрия также несколько раз брала в долг, мотивируя свои нужды то необходимостью операции ребенку, который якобы попал под КамАЗ, то смертью бабушки. Возврат накапливающегося долга неоднократно срывался. Вернуть этот долг Кадрия последний раз обещала 6 сентября. Время возврата было назначено на 20.00. Следует напомнить, что в этот день часом ранее была убита Ильнара Ягудина. Сергей звонил Кадрие и в 20.00, и позднее. Должница была недоступна. Наконец, где-то около 23.00 Кузнецову удалось поговорить с матерью Мизиновой. В ответ Халидя Хамзиевна заявила, что не знает, где находится Кадрия, после чего повесила трубку. В итоге Кадрия так и осталась должна Кузнецову и его матери 300 тысяч рублей.

Кроме этого, за Мизиновой остался долг и перед индивидуальным предпринимателем из города Петровска Александром Цукаркиным. Он также выступал в суде как свидетель. По его показаниям, по состоянию на 2 августа 2011 года Мизинова была ему должна порядка 239 тысяч рублей. Итак, если сложить цифры, итоговая сумма долга Кадрии Мизиновой перед этими людьми переваливает за 900 тысяч рублей. А ведь была еще гражданка Тухватулина, которая также давала Мизиновой деньги, но не выступала в суде свидетелем. По-хорошему, надо бы добавить к общей сумме проценты за просрочку: как заявил в кулуарах в перерыве между судебными заседаниями адвокат Мизиновой Борис Черноморец, все перечисленные выше свидетели являются подпольными ростовщиками, которые дают ссуды на кабальных условиях – 1% в день. Вместе с долгом росло осознание, что надо искать какой-то выход. К матери со своими финансовыми проблемами Кадрия старалась не обращаться. Если верить ее показаниям от 7 сентября 2011 года, сообщить матери о долгах она решилась лишь накануне похищения Ягудиной. «До 5 сентября мать о моих долгах ничего не знала», – утверждает Кадрия. А когда все же узнала, провела с дочерью беседу, но не предложила никакого выхода. Поэтому-то именно 5 сентября Кадрия окончательно решилась на похищение одноклассницы своей племянницы. При этом она была прекрасно осведомлена, что родители Ильнары Ягудиной – состоятельные люди. Отец девочки Ильдар владеет ночным клубом «Флайт»; в его ведении также три магазина. Есть у семейства Ягудиных и другое высоколиквидное движимое и недвижимое имущество. Поэтому именно Ильнару ее будущая убийца Мизинова наметила в качестве объекта предстоящего похищения. Видимо, готовиться к своему черному делу Кадрия начала заранее, примерно за полгода.

Уже после смерти Ильнары, просматривая ее контакты в социальной сети «Одноклассники», мать обнаружила в «друзьях» у покойной дочери Кадрию Мизинову. Оказывается, «дружеский» контакт в «Одноклассниках» между похитительницей и намеченной ею жертвой был установлен еще в марте 2011 года. К сожалению, этот факт не был предметом изучения в ходе предварительного следствия и не «закреплен» в материалах уголовного дела. А присяжные заседатели и прочие участники судебного разбирательства, присутствовавшие на процессе Мизиновой, узнали об этом почти что случайно.

– Скажи, пожалуйста, зачем ты на «Одноклассниках» влезла в «друзья» к моей дочери? – задала свой вопрос потерпевшая Ягудина подсудимой Мизиновой. – Ведь у вас разница в возрасте составляет 12 лет. Ты взрослая женщина, сама имеешь ребенка. Так что тебя могло связывать с одиннадцатилетней девочкой?

– Я очень со многими «дружу» и переписываюсь в Интернете, – ничуть не смутившись, ответствовала ей Кадрия.

Возможно, если бы предварительное следствие по этому жестокому и циничному преступлению вел опытный специалист, он бы произвел выемку содержимого компьютеров подозреваемой и жертвы, расшифровал на бумажных носителях суть этой странной «дружбы» и приобщил бы эти распечатки к материалам дела. Тогда, возможно, Кадрия Мизинова не стала бы отрицать в суде свою вину и рассказывать почти фантастическую версию о таинственном убийце Ильнары Ягудиной. Впрочем, этот прием защиты, изобретенный для Мизиновой ее адвокатом Борисом Черноморцем, придал растянувшемуся на месяц процессу определенный драматизм. По закону, любой судебный процесс носит состязательный характер. Поэтому столкновение в суде официальной версии обвинения с «неофициальной» версией защиты – это вполне нормальная и допустимая ситуация. Тем не менее, поведение в процессе адвоката Черноморца в стремлении защитить свою клиентку невзирая ни на что, выходило, на мой взгляд, за допустимые пределы правовой логики и здравого смысла. Но особенно поразила меня последняя фраза Бориса Семеновича, адресованная присяжным. Поразила своей наглой самоуверенностью. Адвокат Черноморец дословно заявил: «Это дело очень редкое, поскольку всей совокупностью представленных доказательств Мизинова оправдывается. Все доказательства говорят о невиновности моей подзащитной». Однако присяжные не послушались хитромудрого Черноморца и вынесли по всем пунктам обвинительный вердикт. Причем ни по одному из пунктов предъявленного обвинения коллегия присяжных не признала подсудимую Мизинову заслуживающей снисхождения.

Чтобы объяснить причину столь плачевного для подсудимой финала, я буду вынужден последовательно изложить версии как обвинения, так и защиты, и дать им соответствующую оценку.

Версия обвинения

В основной своей части версия обвинения строится на показаниях самой Кадрии Мизиновой, данных ею в ходе предварительного следствия. Точнее, за те первые пять месяцев после совершения преступления и до того знаменательного момента, как защитником похитительницы ребенка не стал адвокат коллегии «Илком» Борис Черноморец. После появления в деле Мизиновой адвоката Черноморца в показаниях обвиняемой впервые появился таинственный и так и не названный даже в суде убийца. Обвиняемая предпочла воспользоваться правами 51-й статьи Конституции и напрочь отказалась от дачи показаний.

Впрочем, пора вернуться к изложению официальной версии обвинения, начав с 6 сентября 2011 года.

Расшифровка телефонных переговоров, которые подсудимая вела в тот день, показывает, что с утра она несколько раз звонила братьям Чечетам, проживающим в Заводском районе. Утром в этот день Денис Чечет находился «под кайфом», поэтому разговаривать по телефону пришлось его брату Юрию. Согласно данным расшифровки, 6 сентября Мизинова шесть раз связывалась с Юрием Чечетом. Причем, если первые пять разговоров были зафиксированы до полудня, то последний телефонный контакт имел место в 14.03. В это время Кадрия находилась в Национальной татарской гимназии, где поджидала свою жертву.

В то утро Юрий, в отличие от брата Дениса, был еще более-менее адекватным, а потому Кадрия назначила встречу около стадиона «Волга» именно ему. Как расскажет позже в своих показаниях в суде мать братьев Чечет Марина Юрьевна, Денис еще в марте рассказывал ей, что Кадрия затевает похищение человека и приглашает его поучаствовать в этом деле. В случае личного неучастия просила Дениса помочь ей раздобыть пистолет. Однако Денис ответил отказом. Как следует из дальнейших показаний Марины Чечет, встреча, на которую 6 сентября Кадрия вызывала Юрия, состоялась примерно в 11-12 часов. Вернувшись с нее, Юрий сообщил Денису, что Кадрия вновь просила пистолет. При этом последовало уточнение: «Один у нее уже есть, но ей нужен второй». Денис, который в это время пребывал в наркотической «отключке», в ответ даже не повернулся. Тем не менее, из его уст прозвучало что-то типа: «А где я его ей возьму?».

Так это или нет, но примерно около 14 часов Кадрия Мизинова возникла в холле Национальной татарской гимназии. В свое время она сама заканчивала это учебное заведение, поэтому расположение помещений и многие сотрудники были ей хорошо знакомы. Вскоре прозвучал звонок, и школьники стали покидать гимназию. Среди выходивших была и шестиклассница Руфия Гюльмамедова – родная племянница Мизиновой. Девочка заметила свою тетю и поначалу подумала, что та пришла встретить ее из школы. Но Кадрия сразу же опровергла это предположение. Нет, она пришла в гимназию по своим личным делам, потому просит ее не ждать – перед этим Руфия сообщила, что за ней на автомобиле должен подъехать отец и они могут подвезти тетю Кадрию. Подробности этой встречи в школе Руфия Гюльмамедова позже сообщит в своих показаниях в суде. Ильнары Ягудиной среди вышедших школьников не было. Девочка задержалась на «классном часе» и освободилась немного позже своих подруг. Для Ильнары Ягудиной день 6 сентября был знаменательным. Накануне мать подала руководству гимназии заявление, в котором сообщала о своем решении отпускать Ильнару после окончания занятий одну. То есть родители посчитали своего ребенка достаточно ответственной, чтобы одной без посторонней помощи возвращаться домой. Правда, 6 сентября Ильнара звонила отцу и предлагала ему после занятий вместе пройтись по магазинам. Но у Ильдара в это время были важные переговоры с партнерами по бизнесу, а потому он отказал дочери.

О ходе дальнейших событий можно судить по данным видеорегистратора с камеры наблюдения, установленной перед входом в гимназию со стороны улицы Радищева. На записи, приобщенной к материалам дела, хорошо видно, как из школы выходит женщина и останавливается неподалеку – будто кого-то ожидает. Через некоторое время из дверей по одному и по двое начинают выходить дети. Выходит девочка в светлой куртке и держит путь к улице Челюскинцев, но далеко уйти не успевает – женщина окликает ее и что-то говорит. Естественно, никакого разговора на записи не слышно, но после него женщина и девочка продолжают путь вместе. В уходящей девочке потерпевшая Ягудина без труда опознала свою погибшую дочь Ильнару. И хотя лица на записи не видно, но сотрудники гимназии (в частности, гардеробщица) по одежде и ряду иных характерных черт также опознали и женщину, с которой в последний день своей жизни ушла Ильнара. Этой женщиной оказалась Кадрия Мизинова. Правда, опознание состоялось лишь на следующий день.

Судя по показаниям Мизиновой, она окликнула Ильнару при выходе из школы и предложила подвезти ее домой. Девочка, не подозревавшая ничего дурного, с радостью согласилась.

Выйдя на угол Радищева и Кутякова, Мизинова со своего телефона позвонила в фирму «Алло, такси» и вызвала автомобиль. Водитель Линев, которому довелось выполнять этот заказ, хорошо запомнил своих клиенток. Впоследствии он рассказал, что это были две юные девушки. Одна, совсем юная, практически девочка – Ильнара Ягудина – пристроилась на заднем сидении. Вторая пассажирка, на переднем сидении рядом с водителем, была значительно старше. В суде свидетель Линев уверенно опознал Кадрию Мизинову. Поначалу клиентки собирались ехать в «Макдональдс», однако вскоре, якобы из-за автомобильной пробки, маршрут был изменен. Старшая пассажирка попросила таксиста отвезти их в закусочную «Донна Пицца», расположенную неподалеку от администрации Заводского района. Новый маршрут также был сопряжен с изрядными сложностями, поэтому водитель предложил поехать в более доступную точку общепита – куда-нибудь в Ленинский район, где на пути не предвиделось серьезных заторов. Однако Кадрия Мизинова продолжала настаивать именно на «Донне Пицце», и в итоге таксист был вынужден подчиниться. На предварительном следствии Мизинова объяснила, что она специально настаивала на отдаленном районе потому, что собиралась оттуда отправить СМС с требованием выкупа. То есть таким незамысловатым способом она заранее пыталась направить работников правоохранительных органов по ложному следу.

В «Донне Пицце» девушки пробыли недолго – где-то около 20 минут. Наверное, это также входило в планы Мизиновой, поскольку таксиста Линева она попросила их подождать. Пока заказ готовился, девушки успели выпить по чашке какао. При этом Кадрия, сославшись, что у нее разрядился телефон, а ей необходимо позвонить, выпросила у Ильнары ее мобильник. Ничего не подозревавшая девочка с легкостью согласилась. Кадрия без труда нашла запись «атекай». Это слово переводится с татарского как «отец». Именно на этот номер в 16.05 с телефона Ильнары было отправлено СМС. Текст не оставлял никаких сомнений, что Ильнара похищена злоумышленниками, а удерживающие девочку люди требуют за ее освобождение выкуп в размере 3,5 млн рублей. При этом СМС-ка, в стиле блатного жаргона, содержала недвусмысленную угрозу убийства ребенка в случае обращения в милицию.

После посещения «Донны Пиццы» Кадрия Мизинова повезла Ильнару к себе домой. По дороге под предлогом необходимости посетить магазин (якобы к пицце надо прикупить каких-либо напитков) Кадрия ненадолго покинула автомобиль. При этом она действительно приобрела в магазине бутылку «кока-колы», а также попутно разобрала на части и выбросила мобильный телефон своей жертвы. На мой взгляд, довольно грамотный поступок для злоумышленника, который не хочет быть «запеленгован» по мобильнику своей жертвы. При этом СИМ-карту и карту памяти Кадрия сохранила. Впоследствии обе эти части из телефона погибшей девочки будут обнаружены на подоконнике в доме Мизиновых. Думаю, Кадрия сохранила важные улики с одной-единственной целью – в перспективе иметь возможность связаться с родителями Ильнары и получить за нее выкуп.

Подъехав к своему дому, Кадрия в очередной раз попросила таксиста обождать и, оставив Ильнару в машине, ненадолго удалилась. Впоследствии она поясняла, что сперва прошла в свой дом через общий тамбур, убедилась что дома никого нет, и вернулась за Ильнарой. Реконструкцию дальнейшего развития событий, происходивших в доме Мизиновых, участники судебного процесса смогли увидеть на экране большого телевизора.

– Вот здесь у нас кухня, – показывает Мизинова участникам оперативно-следственной группы, среди которых отчетливо выделяется женщина-адвокат. – Здесь мы с Ильнарой ели пиццу. Затем перешли в зал, где смотрели телевизор. После чего снова вернулись на кухню. Здесь Ильнара начала делать уроки.

Однако через какое-то время Ильнара начала капризничать – требовала вернуть ей телефон. Потом начала плакать, проситься домой к родителям.

– Я не выдержала ее криков и претензий, достала из кухонного гарнитура нож и стала наносить ей удары, – продолжает свою исповедь Кадрия.

– Сколько ударов вы ей нанесли: один, два, пять? – спрашивает следователь.

– Не помню, сколько. Но не один, не два и не пять… Много ударов, – отвечает Кадрия.

– А куда и как вы наносили эти удары?

– Ильнара стояла, а я спереди била ее ножом. Удары наносила по телу, но куда точно, сказать не могу.

– Что было дальше? – продолжает допрос следователь.

– Дальше она упала, – говорит Мизинова, а присутствующие на следственном действии оперативники кладут на пол манекен, изображающий жертву.

– Не так, – поправляет подозреваемая. – Она упала головой и телом на ковер, – после чего меняет положение манекена.

Впоследствии судебные медики насчитают на теле Ильнары Ягудиной 46 колото-резаных ран, причиненных, согласно заключению экспертизы, одним орудием (то есть одним ножом). Раны покрывали все тело жертвы. Они были на туловище, руках, шее и даже на голове. Причем ряд ножевых ударов был нанесен и со стороны спины. Таким образом, при анализе имеющихся ранений напрашивается вывод, что девочку убивал либо кто-то сильно нетрезвый, либо не вполне психически адекватный.

Обращает на себя внимание и «разнокалиберный» характер ранений. Прежде всего, речь идет о глубине ран, которая колеблется от 1 до 15 сантиметров. В большинстве случаев глубина ранений, причиненных Ильнаре Ягудиной, не превышает пяти сантиметров. Однако смертельными судебно-медицинская экспертиза признает лишь пять ран, глубина которых – от 7 до 12 сантиметров. Лично мне представляется весьма сомнительным, чтобы один и тот же человек мог наносить такие «разномастные» ножевые ранения. Гораздо более вероятной кажется ситуация, что наиболее глубокие ранения мог наносить мужчина, а ранения полегче – женщина.

В ходе предварительного следствия Мизинова сообщит, что для убийства она использовала нож, на лезвии которого была надпись «Томпсон» на английском языке. В ходе обыска на территории домовладения такой нож будет обнаружен в котельной и в качестве улики приобщен к материалам уголовного дела. Длина лезвия этого ножа составляет 15 сантиметров, а максимальная ширина лезвия у рукоятки – 4,5 см. Данные параметры не вполне согласуются с размерами имеющихся на теле девочки ранений: ведь, согласно заключению судебно-медицинской экспертизы, размер входных отверстий самых глубоких ран (10-12 см) не превышает 2,5 см. Данное обстоятельство позволяет утверждать, что в качестве орудия убийства Ильнары Ягудиной был использован совсем не тот нож. А поскольку в своих показаниях Мизинова указывала как на орудие преступления именно на этот нож, за этот факт отчаянно уцепилась защита подсудимой. По мнению адвоката Бориса Черноморца, подсудимая изначально не знала, каким ножом была убита девочка. Раз не знала, значит, и не совершала убийство. Примерно такая странная логика была обрушена защитником на присяжных.

На мой же взгляд, разница параметров ножа «Томпсон» и входных отверстий некоторых ран на теле погибшей Ягудиной не может свидетельствовать ни в пользу виновности Мизиновой, ни в пользу ее невиновности. Это говорит лишь о том, что предварительное следствие, скорее всего, просто не смогло обнаружить истинное орудие преступления. Просто найденный в котельной нож «Томпсон» лучше других подошел по своим параметрам, а Кадрия в своих показаниях просто не стала портить вроде бы складывающуюся картину преступления. Тем не менее, в материалах уголовного дела имеется заключение, в котором опытный судебный эксперт-криминалист не исключит, что именно этот нож мог быть орудием преступления.

Есть и еще один примечательный факт, на который следует обратить внимание. После задержания на кистях обеих рук Кадрии Мизиновой будут зафиксированы множественные порезы, а кровь самой Кадрии будет найдена в самых разных местах злосчастного домовладения: на половицах из ламината в кухне, на ступеньках в тамбуре, на дорожке, ведущей от дома к собачьей будке. В ходе предварительного следствия сама Кадрия объяснит, что эти порезы у нее образовались, когда она наносила Ильнаре удары, а ее рука машинально могла соскользнуть с рукоятки к лезвию. Чисто гипотетически можно допустить такое предположение. Но тогда придется признать, что в этом случае порезы образовались бы лишь на одной руке, в которой убийца держала нож. Но у Кадрии порезы были на обеих руках. При этом в деле имеется заключение экспертизы, из которого следует, что эти порезы могли возникнуть как от лезвия ножа при соскакивании руки, так и от других режущих предметов. Сама Мизинова на предварительном следствии объясняла, что, скорее всего, получила эти порезы, когда затаскивала труп Ильнары в закуток между забором и домом Гюльмамедовых. Якобы там даже без груза трудно пройти, а здесь у нее была ноша.

Но то было на предварительном следствии. А в суде после дачи показаний Мизинова вообще отказалась отвечать на чьи-либо вопросы, в том числе и вопросы суда. Так что даже если кто-то из присяжных (Мизинова настаивала именно на суде присяжных) и заинтересовался этим вопросом, он или они при всем желании не смогли бы его прояснить.

Пыталась ли Кадрия Мизинова замести следы?

Вопрос, вынесенный в подзаголовок, далеко не праздный. Защита подсудимой практически все время процесса упирала на то, что подсудимая не предпринимала никаких действий для сокрытия трупа, следов преступления и прочих улик. Но так ли это на самом деле? Вернемся к описанию фабулы преступления в том виде, как она была представлена в обвинительном заключении и озвучена на суде.

Завернув тело Ильнары в ковер, Кадрия волоком вытащила его из кухни, протащила через тамбур дома во двор, затем по дорожке во дворе, ведущей к сараю и собачьей будке. На улице было уже темно, а потому на ночь злодейка решилась оставить труп за собачьей конурой. Благо, собаки в будке не было. Сумку Ильнары с учебниками и прочими школьными принадлежностями, а также куртку жертвы Мизинова вынесла и выбросила в ближайший от дома мусорный бак. В ходе следствия эти предметы так и не были обнаружены. Кадрия вернулась на место преступления и тщательно вымыла в кухне пол, перестирала всю свою одежду, на которой могли остаться следы крови, а половую тряпку отнесла и спрятала около собачьей будки.

На первый взгляд может показаться невероятным, но и само убийство, и первые действия по сокрытию трупа происходили как раз в тот промежуток времени, когда все обитатели домовладения «Большая Садовая, 326» находились на его территории. Как следует из показаний Халиди Мизиновой, 6 сентября 2011 года ее дочь Кадрия вернулась домой где-то около 17 часов. В это время Халидя Хамзиевна собиралась навестить свою старшую дочь Альфию. Узнав, что старшая Мизинова идет в гости к Гюльмамедовым, Кадрия сообщила матери, что во время ее отсутствия она будет заниматься генеральной уборкой дома. Чтобы малыш Муслим не мешал матери во время этого важного занятия, бабушка взяла его с собой.

В гостях у старшей дочери Халидя Хамзиевна пробыла достаточно долго – примерно до 22 часов. В это время все семейство Гюльмамедовых находилось дома. Глава семейства – Руслан, судя по его показаниям, также вернулся домой около 17.00 и больше никуда не отлучался. Вечером, уже позже 21 часа, в дом Гюльмамедовых позвонили сотрудники полиции, которые уже начали поиск Ильнары Ягудиной и опрашивали всех одноклассников пропавшей школьницы. При этом, как сообщила в своих показаниях Альфия Гюльмамедова, со стражами порядка она разговаривала на пороге. На интересующий сотрудников полиции вопрос ответила, что ей ничего не известно, где может находиться Ильнара. В промежутке между 22 и 23 часами старшая Мизинова вернулась к себе домой. Казалось бы, самое время отправляться спать. Но нет – неугомонная Халидя Хамзиевна отправляется погулять на улицу вместе со своей младшей дочерью Кадрией. В своих показаниях в суде старшая Мизинова охарактеризовала Кадрию как открытого и честного человека, у которого не было от матери никаких тайн. И тут же сообщила, что ничего не знала о крупных денежных долгах дочери. Якобы ей стало об этом известно лишь после ареста младшей дочери и возбуждения в отношении нее уголовного дела. С учетом показаний Сергея Кузнецова, который рассказал, что 6 сентября примерно в 23 часа имел телефонный разговор с матерью Мизиновой и рассказывал ей о долге Кадрии, в откровенность Халиди Хамзиевны верится с трудом.

Тем не менее, странная ночная прогулка матери и дочери Мизиновых имела место. По свидетельству Альфии Гюдьмамедовой, ее мать и младшая сестра часто выходили гулять перед сном.

Однако у матери погибшей Ильнары свое мнение насчет этой прогулки. Оказывается, семье Ягудиных удалось найти свидетелей из числа жителей близлежащих домов, которые видели, как ночью две женщины, внешне похожие на Мизиновых, производили какие-то манипуляции вокруг крышки канализационного люка. Вроде бы пытались ее открыть. Этот факт, установленный в частном порядке, в ходе следствия не проверялся. Да, наверное, при наличии признательных показаний Кадрии, он и не имел особого значения для дела. Тем не менее, именно этот факт дал все моральные основания отцу и матери погибшей Ильнары просить присяжных признать Кадрию Мизинову виновной в убийстве их дочери.

Утром следующего дня Кадрия Мизинова предприняла попытку сжечь собачью будку, находящуюся на территории домовладения. По версии обвинения, целью поджога было либо уничтожение трупа убитой накануне Ильнары Ягудиной, либо обезображивание тела девочки настолько, чтобы его было невозможно опознать. На теле Ильнары действительно имелись следы ожогов. При этом не было найдено следов горючих веществ. Да и само тело было обожжено фрагментарно – следы ожогов имелись на стопах и голове. Возникало ощущение, что злоумышленники по каким-то причинам не стали обливать тело бензином или керосином, а лишь неудачно пытались подбросить его в полыхающий костер, но затем отказались от первоначальных намерений, вынули лишь начавший подгорать труп и спрятали в том месте, откуда 7 сентября его извлекли члены оперативно-следственной группы. Чтобы понять логику злоумышленников, нам придется изучить обстоятельства поджога собачьей будки.

Подробно о ситуации с поджогом суду рассказала свидетельница Мария Пушкарева. Она работает провизором в аптеке, на работу ходит пешком, а ее маршрут пролегает как раз мимо забора домовладения по Большой Садовой, 326. Так вот, 7 сентября свидетель Пушкарева увидела валящий со двора дым: забор в этом месте выполнен из сетки рабица. Громким криком Мария Александровна попыталась привлечь внимание хозяев к очагу возгорания. На ее крики из кустов выскочила молодая женщина и попыталась успокоить Пушкареву. Мол, ситуация находится под контролем: просто во дворе загорелись старые доски, тушением которых она сейчас занимается, поэтому гражданка прохожая может не беспокоиться и следовать дальше по своим делам. По свидетельству Пушкаревой, разговор этот происходил примерно в 8.30 утра.

Впрочем, Мария Пушкарева была не единственной, кого насторожил огонь, полыхающий утром 7 сентября на Большой Садовой. Как рассказал в своих показаниях в суде Руслан Гюльмамедов, в это утро ему позвонил приятель Саша Бочкарев и сообщил, что во дворе горит сарай. Руслан бросил все дела и примчался домой, действительно обнаружил горящую будку и бегающую вокруг очага возгорания Кадрию, таскавшую ведра с водой. Руслан сбил с будки металлическую крышу, помог родственнице справиться с огнем и поехал доделывать свои дела. При этом в непосредственной близости от импровизированного костра свидетель Гюльмамедов никакого трупа не видел и запаха горелого мяса не ощущал, но обратил внимание на мотающегося по двору Рафаэля Мизинова, несмотря на утреннее время, сильно пьяного.

С учетом этих показаний становится понятно, почему злоумышленникам не удалось сжечь труп Ильнары. Как видим, огонь был силен и привлекал внимание совершенно посторонних людей. Кто-либо из прохожих мог вызвать пожарных. Представляете, какие могли быть последствия для хозяев дома, если в очаге огня обнаружилось бы тело убитого ребенка?

Есть и еще одно обстоятельство, зафиксированное в ходе предварительного следствия. Если на дорожке от тамбура дома Мизиновых до собачьей будки были следы волочения, то таких следов не было и в помине по пути к месту обнаружения трупа Ильнары. Складывалось впечатление, что если труп тащил волоком по земле кто-то не очень сильный, то в закуток под окна комнаты Руфии Гюльмамедовой тело перенес некто более мощный – скорее всего, мужчина.

Не виноватая я. Он сам пришел!

Пожалуй, пришло время рассказать о версии, которую в подтверждение своей невиновности Кадрия Мизинова изложила в суде. Забегая вперед, следует отметить, что коллегия присяжных заседателей в эту версию не поверила и признала подсудимую виновной по всем предъявленным обвинениям.

Итак, по версии Мизиновой, все началось 5 сентября, когда ее посетил некий таинственный мужчина, который, как ей было известно, хорошо знаком также с семьей Ягудиных. Мужчина предложил Кадрие оказать помощь в освобождении из-под стражи, а возможно, и от уголовной ответственности ее мужа. В обмен попросил у Кадрии ответную услугу: забрать из школы и провести несколько часов с дочерью Ягудиных, с которой ему нужно пообщаться. Трудно понять, почему Кадрия сделала вывод, что полномочия ее гостя вполне достаточны, чтобы освободить от уголовного преследования ее супруга, подозреваемого в разбойном нападении, но согласилась со сделанным ей предложением. В итоге была достигнута договоренность, что на следующий день Кадрия встретит Ильнару Ягудину на выходе из школы и отвезет ее в Заводской район, где в пиццерии «Донна Пицца» будет поджидать этот самый мужчина.

В итоге, как утверждала Мизинова в суде, она встретила Ильнару, предложила девочке вместе сходить в кафе и отвезла ее в «Донну Пиццу». Пока Кадрия стояла в очереди и делала заказ, этот мужчина о чем-то мирно беседовал с Ильнарой. Затем он пошел на выход, предварительно попросив у Кадрии, чтобы после пиццерии та привезла Ильнару к себе домой. Кадрия выполнила просьбу, приехав к своему дому на том же такси. Около 3-го Симбирского проезда Мизинову уже ожидал другой мужчина, которому она передала Ильнару, после чего отправилась домой. Мать Кадрии вместе с ее маленьким сыном в это время находились в гостях у Гюльмамедовых.

Примерно в 19.00 явился мужчина, обещавший помощь с освобождением мужа: лицо у него было расцарапано, а одежда испачкана кровью. Гость попросил помыться и сменить одежду. Пока он принимал душ, Кадрия подобрала ему новый наряд. Когда гость переоделся, он сказал Кадрие, что «она везде засветилась», родители Ильнары Ягудиной обратились в милицию, вследствие чего «события стали развиваться не по плану». И теперь труп похищенной девочки лежит под окнами дома ее сестры. Кадрия сначала вроде не поверила: попасть на территорию домовладения можно через тамбур, а кроме этого мужчины к ним никто больше не приходил. Однако, сбегав к дому сестры, она убедилась, что ее не обманули. После чего, как рассказывает Мизинова, мужчина стал трясти ее за плечи и говорить: «Ты поняла! То же самое будет и с твоим ребенком, если откроешь рот!». Потом достал откуда-то СИМ-карту и карту памяти и со словами «Это тебе на память!» положил в сумку Мизиновой: то есть, помимо трупа, подводящего Кадрию под уголовную статью «Убийство», прямо на глазах хозяйки оставил улики по другому серьезному преступлению – «Вымогательство» – и удалился.

Дальнейшее поведение Кадрии может показаться весьма странным. И на этой кажущейся странности неоднократно пытались играть адвокаты подсудимой. Действительно, их подзащитная не только не пыталась избавиться от СИМ-ки и карты памяти, но продолжала хранить их. Более того, утро следующего дня начала с фабрикации улик против самой себя: заметив на теле Ильнары следы ожогов, устроила пожар собачьей будки. На вопрос, зачем она это сделала, Мизинова ответила примерно так: «Чтобы подумали, что труп Ильнары пытались сжечь у нас во дворе». Переводя сказанное на юридический язык, можно констатировать, что Кадрия искусственно пыталась создать улики против себя и близких родственников по такой серьезной статье УК, как «Убийство». Стоит ли удивляться, что после ответа на этот вопрос адвокат Черноморец предпринял серьезные усилия, чтобы его клиентка вообще перестала отвечать на какие-либо вопросы, с чьей бы стороны они ни исходили?

Кадрия вняла советам своего защитника, но это ей не помогло. И в том, что это произошло, я вижу определенную заслугу как судьи Александра Глухова, так и адвоката Бориса Черноморца.

Как судья Глухов дополнил государственного обвинителя Чернову

Пожалуй, пришло время рассказать о моменте в ходе судебного разбирательства, после которого лично я пришел к стойкому убеждению о виновности Кадрии Мизиновой в убийстве Ильнары Ягудиной. После того как Мизинова озвучила изложенную в предыдущем разделе версию и отказалась отвечать на вопросы, от сторон посыпались ходатайства об оглашении показаний Мизиновой, полученных на предварительном следствии. Закон допускает подобное оглашение в том случае, если между показаниями, полученными на следствии и данными в суде, имеются существенные противоречия.

И вот, когда государственный обвинитель Ольга Чернова закончила оглашать показания Мизиновой из материалов уголовного дела, судья Александр Глухов напомнил Ольге Владимировне, что она забыла огласить протокол допроса Мизиновой от 2 февраля 2012 года.

– Я не забыла, – пояснила Чернова. – Просто в своем ходатайстве я назвала этот протокол машинально. А на самом деле оглашать его не собиралась.

– Этот допрос был уже с моим участием, – как бы невзначай добавил адвокат Черноморец.

– И все же считаю необходимым огласить этот документ, – настаивал председательствующий. Поскольку ни одна из сторон не горела желанием оглашать этот таинственный протокол, Александр Владимирович сделал это сам.

Текст протокола допроса был смехотворно мал и состоял всего из трех фраз. И, тем не менее, это чрезвычайно важный документ для установления истины:

«Ильнару Ягудину я не убивала, но была непосредственным свидетелем этого преступления. Назвать имя настоящего убийцы не могу из-за опасения за жизнь и здоровье своих близких. От дальнейших показаний отказываюсь…».

Вот, собственно, и весь протокол. Но если сопоставить сообщенное Кадрией с информацией о месте преступления, картина вырисовывается достаточно безотрадная. Напомню, сторона обвинения считает местом убийства Ильнары Ягудиной кухню в доме Мизиновых. На кухне, как и во многих других местах, было найдено немало следов крови. Однако такова ирония судьбы, что и Ильнара Ягудина, и Кадрия Мизинова имели кровь одной группы. Поэтому в феврале по ходатайству адвоката Черноморца была назначена и проведена генотипическая экспертиза, которая пришла к выводу, что почти все взятые на исследование смывы вещества бурового цвета с громадной долей вероятности принадлежат Мизиновой. Принадлежность этих образцов к покойной Ильнаре Ягудиной экспертиза отвергла. Однако при проведении повторной генотипической экспертизы кровь Ильнары удалось обнаружить под плинтусом на этой же самой кухне. Таким образом, в материалах дела имеется бесспорное доказательство, что Ильнара провела какое-то время на кухне Мизиновых и свою кровь пролила здесь же. Получается, что если даже Мизинова сама и не резала Ильнару ножом, она обманом заманила ребенка в то место, где уже поджидал убийца. Причем убийца находился в таких отношениях с Мизиновой, что решился совершить свое гнусное преступление прямо у нее на глазах, пребывая в полнейшей уверенности, что Кадрия его никому и ни при каких условиях не выдаст.

Если же встать на позицию адвокатов Мизиновой и предположить, что следы крови жертвы под плинтусом появились вместе с грязью, которую на кухню принесли оперативники, а на самом деле Ильнару убивали совсем в другом месте, это тоже не красит подсудимую. Если Мизинова была непосредственным свидетелем убийства девочки, которую сама же похитила и передала в руки убийц, тогда изложенная ею в суде версия, что она все время после посещения пиццерии спокойно сидела дома и ждала, – чистая ложь. Стало быть, Кадрия умышленно и цинично пыталась ввести в заблуждение коллегию присяжных, на справедливость которых она якобы так искренне рассчитывала.

Однако на какой из версий ни остановиться, получается, что Кадрия похитила Ильнару и передала ее в руки убийц, зарезавших девочку у нее на глазах. Стало быть, Мизинова является полноценным соучастником, а возможно, и соисполнителем убийства. Не случайно же таинственные порезы имелись на кистях обеих рук Мизиновой, на что стремился обратить внимание адвокат Черноморец. На мой взгляд, такие порезы могли возникнуть и в том случае, если Мизинова и не резала Ильнару, но держала ребенка за руки или за шею, когда убийство совершал кто-то другой.

Как бы там ни было, правосудие свершилось. Коллегия присяжных признала Кадрию Мизинову виновной по всем предъявленным ей обвинениям. И хотя пожизненного заключения российские суды женщинам не назначают, Кадрию ждет длительный срок лишения свободы. Но, каким бы ни был приговор, лично у меня нет никаких сомнений в справедливости наказания.

Александр Крутов