Рабочее движение: создатели против «креативщиков»

Российский рабочий класс – топливо истории, ждущее своей спички. Пока бушуют митинги и выборы, он, стиснув зубы, ведет борьбу за выживание. Держит на своей спине весь балаган политиков, которые порой не признают самого присутствия рабочего в «постиндустриальном» обществе. Драмы и комедии рабочего движения современной России еще получат своих хроникеров, а этот материал лишь попытка заострить несколько эпизодов холодной классовой войны, к которой мы столь безучастны. Репортажи с саратовских и федеральных фронтов. И еще это намек тем, кто думают, что сумели «оседлать» зреющие в стране перемены: простой человек все еще остается слишком сложным, чтобы списывать его с протестных счетов. Об отношении к правящему слою говорит определение, услышанное мною от знакомого токаря: «Они управляют производством и страной, не отрываясь от «Angry birds».

Уроком прошедшего года для российской оппозиции должен стать вывод о политическом бессилии ее нынешней социальной базы. К такому выводу либеральное крыло протеста подталкивают заклятые коллеги из радикального политического спектра и некоторые смелые аналитики. Самодовольное название участников Болотной «креативный класс» стало обозначением прослойки, не играющей самостоятельной роли в создании общественных благ. Занимаясь обслуживанием крупных собственников и трудящихся, «креативщики» не способны к выработке отдельной и цельной системы взглядов. Этому обстоятельству оппозиция обязана отсутствием внятной программы спустя год после «большого декабрьского скачка».

Не стоит думать, что пресловутый планктон оказался на зимних площадях от избытка досуга, хотя и этот фактор свою роль сыграл. Именно офисное население со своими кредитами и ипотеками до сих пор икает от затухающих колебаний кризиса четырехлетней давности. Тогда, в 2008-м, правительство бросило огромные денежные средства, с одной стороны, на спасение отечественных банков и крупных корпораций, с другой – на соцрасходы. Таким образом, сильнее всего кризис ударил по социальным середнякам – интеллигенции, рядовым бюрократам, сотрудникам управленческого звена крупных компаний, малому и среднему бизнесу. Сегодня уже очевидно, что сами себя утопающие не спасут, а формальный повод для их выступлений – очередная фальсификация выборов – большинство населения на мятеж не вдохновляет.

Вместе с тем, вспомнить о значении былого гегемона – рабочего – либеральным идеологам мешает не мнимая архаичность классовых теорий, а собственная принципиальная противоположность человеку труда. И напрасно: постиндустриальные теории о вымирании пролетариата на их родине, в Европе, давно вышли из моды. Доля работников физического труда в мире постоянно растет, а многие профессии, бывшие во времена Карла Маркса «свободными», ныне перешли в разряд наемных. Впрочем, важнее другое: в руках рабочих ключ к экономике современного мира, а значит – заветному ларцу политической власти. Миллион условных «белоленточников», вышедший на Болотную площадь, пофотографируется с остроумными плакатами и разойдется. Порой же несколько тысяч забастовавших сборщиков достаточно, чтобы парализовать целую отрасль промышленности, то есть ударить по «ахиллесовой пяте» сильных мира сего – по кошельку. Борцы за демократию успели подзабыть, что именно массовое рабочее движение после Второй мировой войны способствовало введению всеобщего избирательного права, столь лелеемого теперь.

В 1996 году акции завода «Саратоворгсинтез» (тогда «Нитрон») перешли к группе «Менатеп». В цехах ходили слухи, что Михаил Ходорковский, прилетавший сменить директора предприятия, съехал по трапу самолета прямо на личном авто. На тот момент «Оргсинтез» был абсолютным монополистом, крупнейшим в Европе производителем нитронового волокна, фенола и прочих кислот, к которому валюта текла рекой. С приходом новых акционеров предприятие с 6-тысячным коллективом провалилось в кризис. Зарплаты не платились, несмотря на работу производства. Два года завод находился в состоянии вялотекущей забастовки. Стачком следил за выполнением графика погашения долгов, темпы которого не радовали возможностью жить за пределами нищеты. К 1998 году положение стало катастрофическим. Уже была запущена процедура банкротства, суд вот-вот должен был назначить конкурсного управляющего для распродажи «Оргсинтеза». Зарплат как не было, так и не появилось, но особенно критичным стала невыплата детских пособий. В рабочем поселке дети падали в голодный обморок. Профсоюз забастовщикам сочувствовал, но не более. Весной рабочие провели тысячное шествие протеста до здания областного правительства, раздавая по пути листовки с лозунгом «Сегодня – мы, завтра – вы!». Исполнительная власть в разговоре с бастующими расписалась в невозможности повлиять на «Менатеп» для расчета с коллективом. Были пропущены очередные сроки расплаты с сотрудниками предприятия. Толчком стала попытка самоубийства одной из работниц завода, матери-одиночки. «В то время я понял, что нет ничего страшнее доведенной до отчаяния русской бабы», – рассказывал правозащитник Сергей Зараковский, в мае 1998 года возглавивший забастовочный комитет «Саратоворгсинтеза».

Собравшиеся работницы, невзирая на протесты стачкома, перекрыли заводскую линию водоснабжения, тем самым лишив питьевой воды весь Комсомольский поселок. Но хуже было другое: перестали охлаждаться хранилища химикатов, что под майским солнышком в любой момент грозило гигантским выбросом в атмосферу синильной кислоты и фосгена – сильнейших отравляющих веществ.

В панике областная администрация заседала перманентно. Представителей трудового коллектива ежедневно автобусами возили на переговоры с губернатором Аяцковым и министром промышленности Колесниченко. Тем временем зампрокурора области Александр Бабичев, которому через десять лет предстоит стать вице-губернатором в правительстве Павла Ипатова, обратился в суд с требованием признать забастовку незаконной и выиграл иск. Числа 20 мая на территорию «Оргсинтеза» в сопровождении ОМОНа пришла молодая энергичная Лариса Абрамова, недавно возглавившая «Саратовводоканал». Сотрудники МУПа самостоятельно открыли кран, снабжающий Комсомольский поселок, – этот узел и без того должен был вскоре отойти «Водоканалу». Когда несколько дней спустя отряд милиции под руководством главы областного ГУВД, отодвинув загородивший вход грузовик, штурмом взял цеха «Саратоворгсинтеза», приехавшие туда сотрудники «Водоканала» попали впросак. Электросхемы насосов, питавших систему охлаждения хранилищ химикатов, оказались разобраны. Допуска для работы со схемами такой сложности у специалистов МУПа не было. Властям пришлось откатить назад.

После срочных переговоров, под гарантии правительства области, рабочие «Саратоворгсинтеза» согласились включить систему охлаждения предприятия. За неделю исполнительная власть оформила в «Сбербанке» кредит на 1,3 миллиона рублей, сумев погасить хотя бы задолженность по детским выплатам.

Похожая ситуация в марте 1998 года сложилась на Выборгском целлюлозно-бумажном комбинате. В отличие от саратовского стихийного бунта, захват ВЦБК трудовым коллективом и последующее самоуправление станут редким алмазом для будущих историков постперестроечного рабочего движения. В течение почти двух лет предприятие успешно действовало под рабочим контролем, что и погубило бесценный эксперимент – цена завода резко выросла, собственники вернули комбинат в свои руки. Стоит заметить, что в начале 1993 года против директора ЦБК, который мешал разграблению завода, было сфабриковано уголовное дело. С тех пор началась бесконечная смена хозяев, каждый из которых заканчивал банкротством: видимо, с одного захода разорить градообразующее предприятие было невозможно. Накануне инцидента, в 1998 году, комбинат перешел в руки оффшорной компании, возглавляемой китайцем, которую в РФ представлял разыскиваемый Скотланд-Ярдом англичанин. Искрой стала очередная попытка сокращений. Находясь в информационной блокаде, рабочие прибегли к единственному доступному бедным средству пиара – насилию. Трудовой коллектив выгнал с комбината новую администрацию, на общем собрании выбрал своего директора. Рабочие, месяцами не получавшие зарплату, объявили, что являются кредиторами предприятия, со всеми вытекающими последствиями. Под управлением рабочих ЦБК быстро встал на ноги. Удалось наладить связи с клиентурой и даже закупить новое оборудование. Исправно платить налоги: комбинат стал главной опорой дырявого районного бюджета. Отчаявшись найти управу на взбунтовавшийся коллектив, иностранцы продали завод олигарху, будущему российскому сенатору с американским гражданством, Александру Сабадашу.

В июле 1999 года Сабадаш при поддержке нескольких десятков частных охранников прорвался на завод, но пришельцев вышвырнули прочь подоспевшие рабочие. Второе нападение произошло ночью с 13 на 14 октября. Основной ударной силой выступил тюремный спецназ, снабженный боевыми патронами. По сигналу тепловозного гудка к комбинату вышли тысячи рабочих, которые, заперев нападавших внутри, заняли первый этаж. В перестрелке несколько десятков рабочих были ранены, кто-то оказался в заложниках. Профком ЦБК разослал во все СМИ сообщение, что ЦБК захвачен террористами (тогда это уже был популярный тренд), после чего на место событий слетелись журналисты. Подъехавший ОМОН вывел с территории избитых спецназовцев и отвез в больницу потерпевшего классовый нокаут экс-боксера Сабадаша с многочисленными переломами. Через пару недель состоялась конференция по способам оккупации рабочими своих заводов, с участием представителей десятков предприятий со всех концов России.

Местные власти ввели экономическую блокаду, закрыв комбинат для проезда транспорта и срывая заключенные контракты. Кончилось тем, что Александр Сабадаш стал платить рабочим по 1 000—1 500 рублей за заявление о переходе на работу к новым хозяевам; скоро перебежчиков оказалось больше половины от общего количества работающих. 18 января 2000 года рабочая власть на ВЦБК, просуществовавшая почти 2 года, пала. В России наступала эра стабильности.

Уже в расцвете стабильности, в декабре 2002 года около 70 саратовских авиадиспетчеров объявили голодовку и прекратили работу, солидаризуясь с всероссийской акцией своего профсоюза.

Диспетчеры потребовали двукратного увеличения зарплаты и сохранения социальных льгот. Саратовский воздушный регулировщик высшей категории получал тогда 8 тысяч рублей против 35 тысяч московского коллеги. Они также настаивали на увольнении руководителя государственной корпорации по организации воздушного движения Бориса Кушнерука. 25 декабря 2002 года между профсоюзом, руководством корпорации и Минтрансом России было заключено трехстороннее соглашение, в котором требования протестующих учитывались почти в полном объеме, только вместо единовременного увеличения зарплаты им обещали постепенное.

Глава областного минтранса Геворг Джлавян, пытаясь сгладить шумиху, предложил лидеру профсоюза Руслану Мирошниченко должность своего заместителя, добавив, что в этом случае его зарплата возрастет до 20 тысяч рублей. Профсоюзник пояснил, что предложение примет, только если авиадиспетчеры в ходе акции протеста добьются намеченных целей. Добавим, что пару лет спустя на предприятиях самого Джлавяна взбунтовались работники. Да так, что это стоило ему министерского кресла и свободы.

Летом 2003 года местный профсоюз диспетчеров сообщил об участии в новой акции, намеченной на 13 августа: лидер первички Руслан Мирошниченко заявил, что руководство госкорпорации по организации воздушного движения не выполнило обещаний, данных в декабре в результате голодовки. По словам активиста, за первые шесть месяцев 2003 года подписанное в декабре соглашение даже не начало выполняться.

Однако забастовка 13 августа так и не состоялась – такое решение принял профсоюз регулировщиков на федеральном уровне.

В промежутке между этими событиями, весной 2003 года, Руслан Мирошниченко вступил в предвыборную борьбу, надеясь, что место городского депутата придаст вес его требованиям. Активист вклинился в 31-й округ Ленинского района, только что освобожденный ушедшим в областной парламент Василием Синичкиным.

В то время автор этих строк в числе нескольких левых активистов работал волонтером в штабе Мирошниченко. Денег у кандидата по нынешним меркам не было вообще. Агитация ограничивалась личной встречей Мирошниченко с избирателями и ежедневным обходом квартир. Протекцию профсоюзнику оказывала Партия труда, созданная тогда еще не столь известным леваком Олегом Шеиным. Однако, по непонятным причинам, обещанный транш на 30 тысяч рублей в фонд Мирошниченко из партии так и не перевели. К тому же, определенное противодействие оказывали и силовики. Так был инцидент, когда нас, волонтеров, в местах негласных условленных встреч задерживали милиционеры с последующим допросом в Волжском РОВД, который с угрозами и изъятием предвыборных листовок проводили офицеры ФСБ. Итог – выбывание Руслана Мирошниченко из предвыборной гонки.

Много позже, в 2010 году, «Саравиа» вновь трясло. Диспетчеры, уже под руководством Ильи Кириленко, голодали против нового коллективного договора, существенно урезавшего их права.

После многих лет затишья появление зимой 2012 года профсоюза в саратовской торговой сети стало неожиданностью. Грузчики энгельсского распределительного центра (читай – большого склада) сети универсамов «Магнит» под руководством Дмитрия Быстрова и Сергея Китаева создали ячейку, входящую в подразделение ФНПР «Торговое единство». Одним из первых дел профсоюза стала жалоба в гострудинспекцию, под которой подписались 82 из 200 работников центра. Грузчики жаловались на незаконное привлечение к сверхурочной работе, не предусмотренные ТК штрафы. Были и нарушения охраны труда – на складе женщины в одиночку таскали мешки по 50 килограммов. После того как проверка не выявила нарушений, двое зачинщиков протеста были уволены – якобы за прогул и несоблюдение техники безопасности. Началась судебная тяжба, разные инстанции то восстанавливали Быстрова с Китаевым на работе, то занимали сторону работодателя. Тогда активисты почувствовали, что работодатель готов задействовать более эффективные методы подавления. Как писал в своем блоге Дмитрий Быстров, за ним на работе установили слежку: «Бдительная охрана глаз с меня не спускает. Фиксируют, с кем я общаюсь. «Ведут» меня прямо от раздевалки. «Караул» постоянно меняется. Держатся на отдалении, но из поля зрения не выпускают. Устанавливают, видимо, круг моего общения, постоянно делают записи в блокнотах». 29 марта 2012 года произошел беспрецедентный случай: следственный комитет возбудил уголовное дело против руководства «Магнита» (ЗАО «Тандер») за увольнение профсоюзных активистов. Уникальность события заключается в примененной следствием статье «Дискриминация по признаку принадлежности к профсоюзной организации». На этом победы не закончились: в апреле профсоюзу удалось-таки добиться от «Магнита» 36-часовой рабочей недели вместо 40-часовой и дополнительного 7-дневного отпуска. Не заставила себя ждать и месть работодателя.

Рано утром 17 апреля глава профсоюза Дмитрий Быстров после ночной смены возвращался домой. На мосту Саратов-Энгельс его «Ниву» остановил наряд ДПС. При осмотре в багажнике машины был найден пакет с боевыми винтовочными патронами калибра 7,62. Правда, уголовное дело так и не было заведено, а с Быстрова даже не взяли подписку о невыезде.

Началось давление и на рядовых членов профсоюза. «Вычисляли, у кого кредиты, у кого ипотека. Руководство эту информацию собирало под видом того, что хотят о нас больше узнать. А люди наивные думают, может быть, помогут как-нибудь кредит погасить, перекредитуют, и пишут все честно. А когда нужно было отозвать подписи из трудовой инспекции, начали давить на тех, у кого кредиты. Их в первую очередь начали обрабатывать. Мол, потеряешь работу – потеряешь и квартиру», – рассказал Быстров в интервью газете «Наша версия». На защиту профсоюза встали крайне левые организации Саратова. В трех пикетах, организованных в поддержку Дмитрия Быстрова, приняли участие и либеральные оппозиционеры.

Случай с саратовцем Дмитрием Быстровым напомнил страшную историю Валентина Урусова – живой пример почти средневекового беспредела крупных собственников в наши дни и, в то же время, пример стойкости и отваги. Для новой России это новый тип политзаключенного: рабочий лидер, который смог организовать профсоюзную организацию в далеком якутском поселке Удачный, поплатился за это свободой. В 2008 году простому электрослесарю удалось собрать более тысячи коллег по Айхало-Удачнинскому горно-обогатительному комбинату и организовать их для борьбы с распоясовшимся работодателем – компанией «АЛРОСА», в Якутии всесильной. Через неделю после первой забастовки Валентин Урусов попал в следственный изолятор. Его обвиняли в приобретении и хранении наркотиков, а чистосердечное признание он подписывал в лесу, где его истязали и угрожали смертью. По занятной случайности задержание проводил начальник районного УФСКН подполковник Рудов, а понятыми при «обыске» были сотрудники службы безопасности «АЛРОСА». Через некоторое время сам Рудов оказался в следственном изоляторе по обвинению в злоупотреблении служебным положением, но Урусова это уже не спасло. Сейчас активист отбывает шестилетний срок в якутской глуши, при этом, по словам журналистов, бывший работодатель сохраняет над его здоровьем и даже жизнью почти неограниченную власть.

История с саратовским профсоюзником Дмитрием Быстровым закончилась проще. Расследование по найденным у него патронам так и не началось, но и дело, возбужденное СК против «Магнита», замяли. Суды подтвердили «законность» увольнения со склада лидера профсоюза и его зама Сергея Китаева. Тогда активистам пришла в голову спорная идея – участие в приближающихся выборах депутатов Саратовской областной думы. Летом прошлого года Быстров и Китаев подали документы на регистрацию в качестве самовыдвиженцев в одном и том же округе Энгельса. Китаев в данном случае страховал Быстрова на случай его нерегистрации. Уже тогда им поступило предложение выдвигаться от РПР-ПАРНАС, которая сколачивала разношерстную «демократическую коалицию». Профсоюзники ответили отказом. В тот период автор этого материала плотно общался с Быстровым и Китаевым, неоднократно слышал от них комментарии своего поступка в духе «слово «либерал» – ругательное». Зато они пошли на сотрудничество с левыми радикалами, которые выпустили предвыборное коммюнике, призывающее к бойкоту всех кандидатов на выборах облдепов, кроме профсоюзных активистов. Был образован импровизированный штаб кандидатов с участием саратовских троцкистов, анархистов и прочих леваков. В то время Быстров обозначил цель своего выдвижения – «показать, что участвовать в выборах можно, не имея никакого ресурса». Столкнувшись с бюрократическими препонами при регистрации, он резко изменил свою позицию, уйдя за материальной и моральной поддержкой в РПР-ПАРНАС, обильно финансируемую сторонником Михаила Прохорова, крупным бизнесменом Аркадием Евстафьевым.

Тут надо заметить, что грамотность Дмитрия Быстрова в вопросах трудовой защиты оставляла желать много лучшего. Так, одним из пунктов своей программы он первоначально хотел сделать «введение почасовой оплаты» – то есть именно то, против чего борются все профсоюзы мира, российские не исключение. Дело в том, что почасовая система оплаты существует фактически и сейчас, только часы, переработанные сверх обязательного минимума, оплачиваются в двойном размере. Инициатива же Быстрова на практике не могла означать ничего иного, кроме отмены существующих бонусов для рабочих. Абсурдность ситуации усиливало то, что войдя в демкоалицию, профсоюзники оказались в одной лодке с адептами Михаила Прохорова. Причем именно в тот период, когда профсоюзы всей России объявили акцию против поправок в Трудовой кодекс, лоббируемых Прохоровым в интересах работодателей. Впрочем, у Дмитрия Быстрова и Сергея Китаева так и не появилось шанса узнать реакцию жителей Энгельса: благодаря изощренности избиркома, оба регистрацию так и не получили. С тех пор и до нынешнего момента деятельность «магнитовского» профсоюза сводится к натравливанию на торговую сеть различных надзорных органов.

Добавим, что определенные основания испытывать парламентские иллюзии у Дмитрия Быстрова были. Прежде всего благодаря опыту питерского профсоюзника Алексея Этманова, который прошел на последних выборах в законодательное собрание Ленинградской области. Близкий к марксистам, лидер профсоюза завода «Форд Мотор Компани» во Всеволожске, Алексей Этманов стал, пожалуй, самым ярким героем рабочего движения 2000-х годов. Под руководством Этманова прошло несколько «предупредительных» и «итальянских» забастовок, также известных как «работа по правилам». Самая крупная стачка проходила с 20 ноября по 17 декабря 2007 года. В результате всех забастовок рабочие последовательно добивались повышения зарплаты и улучшения условий труда.

Летом 2006 года несколько профсоюзных организаций, в том числе с «Форда», объединились в Межрегиональный профсоюз работников, который стал членской организацией Всероссийской конфедерации труда. Алексей Этманов возглавил МПРА. Его заместителем стал Петр Золоторев – глава профсоюза «Единство» тольяттинского «АвтоВАЗа». История его борьбы, не обделенная вниманием прессы, довольно хорошо известна.

Алексей Этманов взаимодействует с левыми политическими силами. Принимал участие в нескольких попытках консолидации сил левых и профсоюзов. Со стороны леворадикалов не раз звучали предложения выдвинуть его в 2012 году единым кандидатом от оппозиции на президентских выборах. В 2009 году Этманов, избираясь от КПРФ, набрал 43,7% голосов, но не прошел в совет депутатов Всеволожска. Зато в 2011 году сотрудничество со «Справедливой Россией» все-таки обеспечило ему прохождение в региональное заксобрание.

Мятежные интеллигенты держат с плебеями брезгливую дистанцию, оправдываясь пассивностью, а то и явной реакционностью трудящихся масс. На самом деле, речь идет скорее о страхе перед русским топором, то бишь оправданным радикализмом низов. И еще – боязни дел. Для рядового работяги возможность защитить себя на рабочем месте гораздо важнее, чем защита гражданских и политических прав, остающихся маловразумительной декларацией. Какой смысл бороться за партию, если невозможно организовать профсоюз?

Отстраненность официальных профсоюзов от борьбы тоже понятна – ФНПР, насчитывающая около 40 миллионов членов, окончательно превратилась в корпоративного монстра еще в середине 90-х. Мало кто об этом говорит, но не последнюю роль в одомашнивании профсоюзной федерации сыграл имущественный вопрос. Лишь незначительная часть недвижимости, находившейся в ведении советской профсоюзной системы, была за ними жестко закреплена. Подавляющее большинство такой собственности считалось «общенародной», то есть государственной. В 1992 году руководство ФНПР приватизировало эту собственность, несмотря на отсутствие соответствующих постановлений правительства Российской Федерации. Так руководство ФНПР стало «коллективным олигархом», с вытекающими из этого воззрениями на права рабочих и политику властей.

Сарказм прессы вызвало нашумевшее обещание начальника цеха «Уралвагонзавода» Игоря Рюриковича Холманских «собрать мужиков» для разгона оппозиционных демонстраций в столице. Пропутинские заявления «мужика», открывшие перед ним ослепительные карьерные перспективы, породили у рассерженных горожан презрение людей, неожиданно обнаруживших в своей крови аристократическую примесь.

Между тем, в 2012 году на предприятия того же Урала приходилось каждое девятое рабочее выступление в стране. Причем, как и везде, 40% этих протестов происходило без участия профсоюзов, а подавляющее большинство – безо всякой оглядки на закон.И ничего удивительного: как показывает практика, протестующий по закону почти гарантированно проигрывает. А вот те, кто перекрывает дорогу, как в Пикалево или Междуреченске, получают помощь, в том числе и от высших лиц государства. Что еще может заставить их оторваться от «Angry birds»?