|
|
||||
|---|---|---|---|---|
  Не спрашивайте Грегга Араки, что такое «Квир кинематограф». Он отшутится, что Руби Рич знает об этом гораздо лучше. Не убеждайте его в том, что он вдохновлялся фильмами Кубрика и Гринуэя. Его больше впечатляют фотографии Брюса Вебера. 51-летний режиссер – большой поклонник панк-рока и пост-панка. Именно музыкальная культура оказала самое существенное влияние на философию и эстетику его фильмов. В отличие от порнографических экзерсисов канадца Ля Брюса, ретро-драм Айзека Джулиена, авангардных эстетско-философских притч Джармена, ленты Араки ближе всех к мейнстриму. Но массовая культура для него – всего лишь пыльная кладовая, откуда он извлекает необходимые артефакты, чтобы создавать новое искусство. Бум «Нового квир кинематографа» начался в конце 80-х – начале 90-х годов. Люди, отвергшие сексуальные сценарии и социальную дрессуру, превратились в героев независимого кино. Изгои и чужаки, живущие по собственным законам, водрузили флаг инаковости на пустырь американской мечты. Их смелый выбор воспели режиссеры Том Кэлин, Тод Хейнс, Гас Ван Сент, Тодд Вероу и Грегг Араки. Каждый из них создавал неповторимую художественную вселенную. Стилистически изысканную, китчевую или абсурдную. Важнее было то, что нарушая негласные табу, они во всеуслышание заявили о серьезных проблемах времени. Началась война в Персидском заливе, эпидемия СПИДа по-прежнему вызывала массовую истерию. Улицы захлестнули яростные расовые беспорядки и многотысячные митинги протеста. Появилось новое поколение молодых людей, воспитанных телеканалом MTV, который раз и навсегда определил их ментальность и сформировал представления о мире. Сформировалась независимая «квир-нация», вскормленная фаст-фудом, локальными терактами, социальным неравенством, тотальным безумием, дешевыми развлечениями и лживыми идолами. Именно об этом поколении X, поколении act up («AIDS Coalition to Unleash Power» гражданское движение против СПИДа) идет речь в апокалиптической трилогии Грегга Араки. Его герои плевать хотели на навязываемые гендерные стереотипы «нормального общества». Сексуальная идентичность – предмет их сознательного выбора, четкая позиция, которая не нуждается ни в поощрении, ни в жалости. Тем не менее, прессинг социальных предрассудков и догм давит на них, но в своем микромире они ощущают себя совершенно естественно. Они равноудалены как и от консервативной гетеронормативности, так и от озлобленной притесняемой гомосексуальности. И это большая удача режиссера, показать гомосексуалистов, лесбиянок, и бисексуалов не как людей с отклонениями, некое угнетенное меньшинство, а как сообщество полноценных людей.  Апокалиптическую подростковую трилогию открывает концептуальная драма «Затраханные» («Totally F***ed Up»). Продолжая критику метарассказа, Араки делит свой фильм на цикл из 15 фрагментов. Каждый из них – исповедь, хроника, рисующая психологические портреты поколения. Стивен снимает на камеру своих друзей, и что они могут ему рассказать? Что секс – переоценен, или что поиски новой квартиры не продвигаются, или о мечте завести ребенка. Ничего глобального: наркотики, алкоголь, музыка и надежда на лучшее. Араки не играет в интеллектуальное кино, избегая навязчивого морализаторства, он просто рассказывает нам историю. Историю тех, кто стал свидетелем кризиса великих идей, краха традиционных ценностей и гибели богов. Лос-анджелесская жара плавит надежды, безмозглые реднеки-гомофобы избивают друзей, родители выгоняют из дома. Окруженные городскими сумасшедшими, бездомными и призраками американского великолепия, они пытаются жить дальше, затраханные изменами возлюбленных, ненавистью и тупостью общества. Скука и безразличие – все, что им осталось, они больше ни в чем не уверены. И в итоге не остается ничего, кроме спасительной идеи самоубийства. Снятая годом позже, «Реальность кусается» почти полностью копирует идею фильма Араки. Этот факт предельно ясно демонстрирует, как Голливуд паразитирует на молодежной тематике. Как чистое искусство становится частью спектакля. Араки предельно ироничен и гибок, он избегает чрезмерной прямолинейности в изображении подростковых типажей. Он не энтомолог, выставляющий напоказ коллекцию редких видов, но тонкий психолог, хорошо знакомый с анатомией подростковой души. «Реальность для меня не капкан, – говорит Араки. – Доверяюсь своей фантазии. Я создаю воображаемое поколение, для которого расовые различия или сексуальная ориентация – нечто малосущественное». За это режиссеру стоит сказать отдельное спасибо. У него действительно получилось создать почти утопичную схему, в рамках которой люди гармонично взаимодействуют между собой. А вопросы гомофобии, сексизма и расизма априори понимаются как противоестественные и бесчеловечные. Проблемы подростков, поднятые в трилогии – это универсальные проблемы современной молодежи. Танцевальный марафон под экстази и «Smiths» на подземной автостоянке. Музыка – один из важных элементов трилогии, и ключ к разгадке той или иной сцены, того или иного характера. Она идеально соответствует не только основному содержанию фильма, но и его структуре. Араки всегда удается найти удачный баланс между разными музыкальными стилями. При этом эклектика не оборачивается безвкусицей или абсурдом. Тяжелый саунд металла уживается с тревожной романтикой дрим-попа. Скрежещущий индастриал и печально-меланхоличный сэдкор гармонично дополняют друг друга. Холодный постпанк соседствует с безумным электропанком, унылая готика – с прокуренными спейсроковыми балладами.  Треклист к его фильмам составляют знаковые и культовые группы. Кумиры эксеров: The Jesus and Mary Chain, Babyland, трип-хоп мастодонты Massive attack и Portishead и кудесники биг-бита The Chemical brothers. Индустриальщики 16volt, Coil, эксперементальщики The The, индии-рокеры Radiohead, Pale Saints и брит-поп короли Blur. Пионеры шугейзинга Slowdive, Verve, Ride, Curve, нойз-рок от Sonic Youth, американский панк-рок – Elastica, Hole. И многие другие. Именно под эту музыку бьются молодые сердца. Под эту музыку они занимаются сексом. Под эту музыку они убивают и под эту музыку умирают. В одном из интервью Араки признался, что сознательно делал свой фильм похожим на «Мужское – женское» Годара. Его призраки маячат и в «Обреченном поколении». Постоянство, с которым независимые режиссеры обращаются к классическим лентам «новой волны», в очередной раз говорит о ее огромном социально-эстетическом значении. Кинематографическое пространство Араки – условный Лос-Анджелес, город, в котором апокалипсис – сегодня, а инопланетяне уже давно захватили землю. В «Затраханных» еще угадываются привычные черты города, пальмы и бассейны, а следующий фильм «Обреченное поколение» лишен традиционной иконографии Голливудских высот и пляжей. Несмотря на всю безысходность, ни один из фильмов Араки нельзя назвать мрачным или пессимистичным. Наоборот, апокалиптическая трилогия Араки –гуманистический манифест ницшеанского жизнеутверждения в условиях распада и гниения западной цивилизации.  Следующий фильм трилогии, «Обреченное поколение» («The Doom Generation») – экзистенциальный трип в никуда, радиоактивный коктейль из роуд-муви и хоррора. Джордан Уайт и Эми Блю – скучающие подростки, заблудившиеся в испорченном мире. Они составляют полную противоположность друг другу. Она – крутая и независимая, он – ранимый и хрупкий. Они любят друг друга, но их любовь не может противостоять надвигающемуся смертоносному хаосу. Таинственный незнакомец по имени Ксавье Ред (спасенный ими от неминуемого кровопускания) станет их защитником, их искусителем, их пределом. Для зрителя так и останется загадкой, кто он, что за неизвестная величина в этом дьявольском уравнении. Героев будут преследовать разномастные фрики, вооруженные самурайскими мечами и дробовиками. Фонтаны клюквенного морса зальют прилавок магазина, и говорящая голова споет а капелла. Пути назад нет. Беглецы будут постоянно менять свою локацию, зависая то в психоделических гостиничных номерах, то в брошенном ангаре. Но за безбашенное путешествие придется платить по счетам. Pray for you lost soul. Впервые Араки, располагающий нормальным бюджетом, смог задействовать в работе над фильмом опытного оператора Джима Фили и талантливого художника-постановщика Терезу Депре. Кроме блестящих декораций, атмосферу галлюциногенного кошмара создают инфернальные сообщения, которыми снабжена та или иная сцена. Билборд на трассе сообщает о грядущем вознесении, таблички в мини-маркетах информируют о том, что здесь в полицию не звонят и жестоко расправляются с шоплифтерами. Кассовые аппараты один за другим упрямо выбивают цифру 6.66. Насилие и поп-цинизм торжествует на экране. Араки не интересует дешевое треш-эптирование, но насилие неизбежно в обществе, структурируемом с помощью насилия. Не страшно смотреть на обилие насилия на экране, где царят гротеск и ирония, страшно, что оно является слепком с реальности. Араки говорит по этому поводу: «Насилие в моем фильме обработано и стилизовано. В сценах насилия есть что-то брехтовское, многие похожи на комиксы. Сцена в ванной, когда Джордан поскользнулся и разбил нос, для меня является определяющей. Вы никак не реагируете на оторванные конечности, но по-настоящему реагируете на эту боль. Эта сцена подготавливает концовку, ее идея проста, посмотрите, это всего лишь тела и они могут ломаться». Театр жестокости, разыгрываемый на наших глазах, – не пустышки отражения, а «страстный магнетизм образов», опыт, срывающий занавес со сцены нашего восприятия. Глубоко цепляющий наше сердце и ум. И мы нуждаемся в этом потрясении, в этом дикарстве эмоций. В этом нигилизме урбанистического безмолвия. Сексуальные сцены трилогии нельзя назвать откровенными. Скорее, это чистая эротика сладостного напряжения, подлинного желания, лишенного запретов. «Я твердо верю, – говорит Мел, – что люди созданы для секса и любви, и мы должны выдавать как можно больше и того и другого. Прежде, чем станем страшными, и никто не захочет до нас дотронуться». Чем сильнее пуританская цензура, тем масштабнее поиски границ дозволенного. Дети, порвавшие с христианским благочестием своих родителей, будут жадно изучать свою сексуальность. Здесь найдется место нежности, испепеляющим страстям и вуайеристским мотивам в духе Альмодовара. Только зловещая чума СПИДа может заставить их быть более осторожными в своих экспериментах. Не сбавляя бешеного темпа, кровавое представление неизбежно подходит к концу. Не просто так фамилии главных героев соответствуют цветам американского флага. Они – дети Америки, которая с одинаковой силой может растоптать и приласкать, в зависимости от того, хочешь ли ты принять ее ласки. Под звуки американского гимна свершается ритуальный обряд инициации. Премьерный показ «Обреченного поколения» прошел в гробовой тишине, многие критики демонстративно покинули зал. Иначе публика реагировала на международном кинофестивале в Сан-Франциско, где фильм был встречен овациями и получил хорошие отзывы в прессе. «Меня очень захватывает тот факт, – говорит Араки, – что нечто, что я создал, вызывает столь бурную реакцию. Что меня интересует как режиссера, так это идти вне норм и ожиданий аудитории».  Фильмом «Нигде» («Nowhere») Араки закрывает апокалиптическую трилогию. Лос-Анджелес приобрел еще более фантасмагорические тона, погружающие нас в ледяную пустоту ирреальности. В последний день на Земле подростков будут волновать все те же неразрешимые дилеммы. Что делать с прыщами, прощать ли измены и как слезть с героина. Ядерная ночь уровняет всех, и тех, в ком осталось хоть чуточку святого, и тех, кто давно эту святость поимел. Глобальная вечеринка станет прощальным фейерверком перед воротами ада. Араки часто акцентирует внимание на том, что наивность и инфантильность в этом жестоком мире обречены на провал. Так, мечтательную молоденькую девчушку по прозвищу «Яйцо» насилует известный киноактер. Все чистые и беззащитные будут принесены в жертву, нужно быть сильным, чтобы продолжать игру. С упорством последних донкихотов они отправляются на бесконечные поиски любви. Любовь для них – словно магическая очищающая сила, способная защитить от хаоса и бесчеловечности, царящих вокруг. Потеряв и эту последнюю надежду, в отчаянье они пытаются найти ответ у телевизионного проповедника, и, разумеется, не находят. Образ телевидения выступает в его фильмах, как кривое зеркало, нечто, что преломляет и коверкает реальность. Нечто враждебное самому конструкту жизни. Высмеивая оболванивающие масс-медиа, Араки избегает манифестационной манеры. Из диалога двух ТВ-дикторов мы узнаем, что «нормальные дети не носят сережек. Их носят гомосексуалисты, сатанисты и другие последователи опасных культов». Телевидение подготовило апокалипсис и сделало его возможным в реальном времени. Медиавирусы терроризируют, ломают сознание, заменяя подлинные и необходимые истины пустышками и страхами. Герои трилогии в своих диалогах то и дело упоминают о разнообразных маньяках, ужасных несчастных случаях и катастрофах. Как не стать уязвленным на земле, где убийцы превратились в героев, как не заболеть, когда все вокруг больны, и не вписываются в общую картину миру? Им нет здесь места. Как нет места на земле Темному, герою фильма «Нигде». И его слова становятся эпилогом: «Лос-Анджелес – это Нигде, все живущие здесь потеряны». Смерти следуют одна за другой, о своем присутствии напоминают инопланетяне. Темный все ближе подходит к критической отметке за гранью добра и зла. Туда, где начинается тотальное безразличие. Примерно такие же апокалиптические мотивы можно найти в творчестве визионера Брета Истона Эллиса, поэта потерянного поколения. Но, несмотря на то, что он рисует картину прогнившей богемной молодежи, а героями Араки становится молодежь из неблагополучных семей, между ними нет никакой разницы, смерть холодна, а герои равнодушны. И те, и другие одинаково отчуждены, одинаково пусты, одинаково разочарованы. Смонтировать фильм для кинокласса Темный так и не успеет, зато найдет человека, о котором всегда мечтал. Но даже он обернется инопланетным жуком и поспешит ретироваться в открытую форточку навстречу алому пламени Армагеддона. |
|
Добавить комментарий
 |
|
|
|
|
|
|
|
